Владимир Имакаев - Тайны прошлого

Олег, улыбаясь, подошел к сидящему на заснеженной лавке пастору, который пытался разобрать сказанное.

— Я ее по дороге подобрал, она к вам бежала.

— Ты понял хоть слово из того, что она сказала? — пастор сам начал улыбаться.

— Честно говоря — нет, ведь она не мой секретарь…

— А ну ее, — он махнул рукой, — толку, что она работает у меня второй год, все равно я ее иногда без переводчика понять не могу. Они с детства такие. Помню, сядут с Малышкой щебетать, я вроде не глухой, а понять о чем говорят не могу.

— Может, мы стареем? — Олег присел рядом.

— Может и так. Так что скоро будем с тобой седыми и никому не нужными…

— Это я буду седым и ненужным, а у тебя есть дочь.

Они замолчали и посмотрели на снег.

— Ирина неожиданно пропала, так же как и появилась, — Олег вздохнул, — а знаешь, я ведь ее всегда любил. Мне даже показалось, что она останется здесь со мной… Но видно не судьба.

— Не кисни, друг, пусть лучшие годы за спиной, но не будем сдаваться. Если так начинается старость, то сделаем ее насыщенной.

— Ладно, иди собирайся, Киев ждет нас.

— Нас? — удивился Новак.

— Да, и не отговаривай меня, я еду с тобой. Не отдам же я тебя на растерзание этим докторишкам наук. Если я весь в бинтах тебя тогда не бросил, то и сейчас, когда полон сил, тем более не оставлю.

— По-моему, это я тебя спасал, а не ты…

— Какая разница, все равно мы были вместе.

— Спасибо, Олег, но, честно говоря, ты мне нужен больше здесь. Я не могу оставить церковь без присмотра, а ты единственный кому я доверяю.

Олег насупился. С одной стороны его злило то, что его оставляют здесь, но с другой — ему было приятно такое доверие. Виталик был прав, только Олег знал всю структуру работы. Он мог подписать любой документ, который имел бы такую же силу, как и с подписью пастора. Все его знали и всегда с готовностью выслушивали рекомендации и никогда не обижались на замечания Олега Евгеньевича.

Все равно Адвокат считал, что он нужнее в Киеве, но если Виталик решил, что ему нужно остаться, значит именно так и будет. Он посмотрел на пастора, и ему почему-то показалось, что его друг выглядит как-то особенно. Олег любил его, как своего родного брата, а может быть даже больше. Наверное, именно о такой любви говорится, когда вспоминают Давида и Ионафана.

Ему вдруг показалось, что сейчас он видит Виталия в последний раз, и на сердце стало тоскливо. Он посмотрел на друга и постарался запомнить его таким: добрым и открытым, как книга, другом, в глазах которого, можно было прочитать абсолютно все. Пастор сидел, сжимая в руках чашку остывшего кофе и смотрел, как солнце медленно карабкается все выше, к облакам. Олег обнял его одной рукой.

— Знаешь, мне как-то не по себе тебя отпускать, может позволишь мне поехать с тобой.

— Да ну, что ты, Олежка, — Виталик положил свою руку ему на плечо. — Все будет хорошо! Я поговорю с ними, объясню то, что я понимаю. Дневника у них нет, он сгорел давным-давно, а листок, вырванный из него, который привез Скуратов, не имеет особенного значения. Так что все закончится быстрее, чем мы с тобой думаем, а Свете, я думаю, будет лучше у бабушки с дедушкой.

— Тебе решать… — Олег посмотрел в ту же сторону, куда и Виталик.

Из дома выбежала Алена и, надев какие-то ботинки сорок третьего размера, зашлепала по снегу к лавочке.

— Виталий Андреевич, у вас найдется место в автобусе, ведь так?

— Что это ты задумала? — Виталик посмотрел в сторону дома — там в дверях сияла счастливая мордашка дочери. — Хорошо, что вы задумали?

Он знал, чтобы это ни было, придется согласиться. Пока дочь жила с ним, не было и дня чтобы они не придумали чего-нибудь вместе с Аленой. И если они ставили какую-то цель, сбить их с пути было невозможно.

— Я еду провожать Свету вместе с вами и никаких возражений, — она могла себе позволить так наглеть на тех правах, что считала Виталия своим вторым отцом, равно как и он её своей дочкой.

— А возражений и не будет, — он улыбнулся. — Только позвони родителям и предупреди. Мы поедем на два дня, может тебе нужно заехать что-то взять из дома.

— Пап, я дам ей все что надо.

Когда довольные девчонки скрылись за дверями, чтобы продолжить сплетничать о кавалерах, Олег в последний раз вернулся к разговору о поездке.

— Может все намного серьезней и затянется дольше, чем на два дня, вдруг они знают больше, чем мы думаем.

— Расслабься, друг, все нормально, не будем лишний раз тревожить Сипталеха.

Вокруг них все было так бело, морозно и свежо, что трудно было представить, как когда-то, до начала всех этих событий, среди иракских пустынь грянула гроза.

Тучи нагнал обычный ветер, прилетевший из Венеции. Ветер ласково играл словами странной молитвы на арамейском, которые вплелись в его сущность. Ветер подхватил и понес, преодолевая расстояние и препятствия на пути, еле различимый низкий голос мужчины, красиво напевавший молитву:

Перепуганные скорпионы разбегались по своим гнездам, сбивая друг друга с ног. Песок словно ожил, дрожа и вздымаясь волнами. Молнии освещали небо и, касаясь дюн, разрывали их пополам.

Пустыня разверзлась, и с огненным паром из земли выскочил черный арабский жеребец с жжёной раной на груди. Он отбил копытом свой ответ на разбудившую его молитву. Его глаза горели гневом мести. Желания, одолевавшее его последние годы, наполнили крылья, и он полетел будить своего хозяина.

Жители дикого племени при виде бури стали закрываться внутри пещеры огромной скалы. Матери подхватывали своих детей и, бросая работу, прятались под покрывала, шепча заклинания для защиты от злых духов. Демоны были не редкость для племени. Они всегда приходили просить у жреца Киранеза человеческое тело для какой-нибудь грязной работы. Шаман всегда забирал лучшее, дабы не гневить бога.