Владимир Имакаев - Тайны прошлого

Поезд подъезжал к неизвестной станции, и хотя остановка должна была быть только под утро, резкий тормоз встряхнул пассажиров. Она проснулась, предчувствуя неладное. Дверь вагона отворилась, и стали доноситься голоса.

— У вас есть билеты? — раздался сонный встревоженный голос проводника.

— В сторону! — произнесли одновременно двое мужчин.

Шаги приблизились к ее купе. Она знала, что хорошего ждать нечего. Она в ловушке.

«Иисус, прости, если я согрешила перед Тобой, отдаю свою душу Тебе!»

Дверь раскрылась, и вошли двое в черных плащах, шляпах и солнцезащитных очках. Один из мужчин направил пистолет на женщину и выстрелил. Из дула совершенно бесшумно вылетел шип, пропитанный сильнодействующим ядом, который вызывает мгновенную остановку сердца.

Перерыв весь ее багаж и сумочку, они так и не нашли того, чего искали.

— У нее тоже ничего нет.

— Вижу.

Они направились к выходу, по дороге один кинул проводнику:

— Там у женщины сердечный приступ, медики обо всем позаботятся.

В ту же минуту в купе вошли два медика и вынесли тело уже мертвой женщины из вагона.

Один из агентов, оставив остальных, скрылся в переулке. Спустя секунду, разрезая крыльями воздух, взмыл черный арабский жеребец, на его спине уже в своей обычной черной султанской одежде сидел его хозяин, пришпоривая коня навстречу к новой жертве.

Сквозь недавно вставленное стекло, заменившее разбитое футбольным мячом, в кабинет второго этажа падал яркий солнечный луч, в котором каждая пылинка превращалась в фантастический космический корабль, который, проделывая круги почета, опускался и обретал пристанище на плинтусах, плафонах классных ламп или просто на полу. За движением чудо-транспорта, этим балетом, неподчиняющимся человеческим законам, можно было наблюдать часами.

Ирина и не заметила, что достаточно только одного ее шага, чтобы этот мир перевернулся с ног на голову. Прекрасный вальс превратился в сумасшедший хаос, в котором сбившиеся с ритма потоком воздуха «танцоры» сталкивались друг с другом и разбивались о стены и исписанную формулами доску.

— Эй! Ты о чем замечтался? — крикнула девушка почти в самое ухо Виталику, который увлекся пылинками и забыл на мгновенье о своих тетрадках.

— Ни о чем, просто засмотрелся на луч, — ответил он, немного испугавшись внезапного вторжения в свой разум.

— Да, это интереснейшее занятие, — перекривила она его интонацию, и не ожидая реакции, пошла в наступление, — Ты почему не ушел домой?

— Я пообещал принести задания для Олега, сейчас перепишу и уйду.

— Для Олега?

Не скрывая удивления, она смотрела прямо на него. Большие голубые как океан глаза были настолько глубоки, что в них можно было потеряться. Ирина с трудом смогла снова собраться с мыслями и вернуться к теме разговора. Его взгляд то ли гипнотизировал ее, то ли она стала слишком рассеянной. Но это было лишь на мгновение Она, собрав силу воли и не дав себе толком опомниться, приняла привычный образ «железной леди».

— А что в больницу уже пускают всех кому не лень?

— Уже неделя прошла, и Регина Васильевна забрала его домой. Конечно, он еще не совсем в форме.

— Что ты имеешь в виду — «не совсем в форме»? — Ира присела на парту стоявшую рядом, тем самым, давая понять, что нуждается в подробностях.

— Регина Васильевна говорит, что операция оказалась необычайно сложной и длилась почти четыре часа.

— Я смотрю ты подружился с Адвокатами, — с гордостью и ехидством произнесла она. — А это тебе мама Олега рассказала?

— Что именно? — не понимая до конца резких перемен тем и интонации голоса этой странной во всех отношениях одноклассницы.

— Ну, про операцию? И что значит необычно сложная? — с неохотой и явным укором непонимания Виталия, говорила она.

— То, что длилась она долго, я знаю, потому что почти всю ночь прокараулил под дверями операционной.

— Ах, вот что? — немного подумав, она снова резко спросила. — А что значит необычная?

— То аппаратура из строя выходила, то… — Виталик чувствовал себя будто на допросе, как в фильмах. Он прекрасно понимал, что это не просто любопытство, за этим кроется нечто большее. Какая-то тайна, а какая он не знал, и вряд ли ему ее откроют. — Да и потом, с того момента он был в коме, и только вчера пришел на несколько минут в себя. Но мы верим, что все будет в порядке.

— Верите? Кто это мы?

— Я и Регина Васильевна верим, надеемся, ожидаем, как хочешь понимай эти слова. Она даже попросила меня все контрольные задания для него переписать, чтобы, когда он будет в состоянии заниматься, смог догнать нас.

Виталик впервые заметил, что Ирину можно ввести в замешательство, и пока представилась возможность, он должен был, нет он обязан был спросить о том, что так долго не давало ему покоя.

— А что случилось тогда на площадке у школы?

— Ты говоришь — в коме… — все еще размышляла девушка над прошлой репликой, — а когда ему стало лучше? Я имею в виду операцию. Когда была критическая точка?

— Это было около часа ночи, — именно это время запечатлелось в памяти паренька, и он был уверен останется там еще долго. — Где-то может без пятнадцати…

— Без пятнадцати…

«До чего она непредсказуемая, — думал Виталий, — пару минут назад, это был гестаповец в юбке, а теперь она разбита и растеряна».

Ирина не сомневалась, что все это не совпадение. На следующий день после того, как Ирина узнала, что Олег в больнице, она направилась к Саньку домой, но его там не оказалось… Равно, как не было дома Коли и Тима. Стас был у себя. Так она решила, заметив свет в окне его комнаты, но он не захотел выходить и в квартиру ее не впустил. Света была внезапно отправлена к бабушке, как ей сказали: «На неделю погостить». В учебное-то время, да еще выпускного класса.

Сашина мама поначалу ни о чем не хотела говорить, но сегодня она провела Ирину в комнату, где были найдены ребята с ожогами и в шоковом состоянии. В милиции развели руками и решили, что небольшой взрыв вызвала утечка газа, хотя подтверждений этому никто не нашел. Потом объявились странные люди в пиджаках, что было редкостью для сентября в этой местности. Они изолировали ребят в ожоговом отделении. Провели своеобразную проверку помещения, и буквально через час комната была в таком же состоянии, как и до злополучной ночи. Ни ожогов, ни пятен от восковых свечей, которые расплавились в одно мгновенье, ни пепла от сгоревших книг.

Единственное, что удалось спрятать матери, в память об этом случае, чтобы ее не приняли за сумасшедшую, это сильно деформированные часы. Словно привезенные из Хиросимы, они представляли жалкое подобие наручных часов. Пластмассовый корпус, редкий для того времени, расплавился, а на циферблате навеки замерли стрелки, показывающие без тринадцати минут час.