Рина Эйртон - В тени невинности

Мечтать – значит страдать. Но я, подобно любому человеку, не мог не мечтать.

А появление мальчишки лишь сильнее раздразнило мое воображение. Он говорил, что прошел полстраны, верно? Может, он видел этот город? Он должен был знать. Обязан был знать хоть что-нибудь.

И я решил выпытать у него. Весь вчерашний день мальчик проспал (даже ни разу не вышел из комнаты); лишь утром и вечером, когда я приходил менять повязку, он поднимался с постели и обменивался со мной парочкой бессмысленных фраз. Говорил он без лишних эмоций, но я всё равно чувствовал холод в его голосе. У меня не было причин проявлять к нему симпатию, но его пренебрежение отчего-то удручало. Поэтому я решил попытаться сблизиться с ним. Я не хотел привыкать к нему или требовать этого взамен – мне просто хотелось разрушить тягучее напряжение. Вот и всё.

Подумав, что ему могут пригодиться костыли для свободного передвижения по дому, я прорылся весь вечер на чердаке, ведь точно помнил: они были где-то здесь. Костыли я смог отыскать, а вот нужные слова – нет.

Я надеялся сегодня выстроить с ним полноценный диалог. Попытаться. Мне несколько стыдно признаваться, но для этого я даже заранее подготовил темы для разговора и выписал их на листочек. Здесь были как нейтральные вопросы, так и довольно важные для меня. И первым по важности я, конечно же, поставил вопрос о городе на севере.

Сжимая список в руке, неся костыли под мышкой, я подошел к двери и несколько раз постучался. Откликнулся он не сразу (видимо я его разбудил), только через несколько минут пробурчал:

– Заходи.

Я зашел в комнату, пряча смятый листок в кармане брюк, и вдруг растерялся, как маленький беспомощный мальчик. Мне стало неловко от этого пристального надменного взгляда. Всё-таки асоциальность сильно сказывалась на моем поведении – я вновь не знал, как начать разговор. Даже заранее заготовленные вопросы не помогли. К счастью, Алекс (я никак не могу привыкнуть к его имени) отличался болтливостью, поэтому начинать диалог первым мне не пришлось.

– Сегодня солнечный день, правда? – он кивнул на окно, которое я предусмотрительно зашторил.

– Да.

– Сейчас ведь осень. Дождь, грязь, серость. Ранний вечер и позднее утро. Туман, из-за которого мурашки по коже. Порой мне кажется, даже солнце надо мной светит по-другому. Тускло и блекло. Ты когда-нибудь ощущал это?

Я замялся. Рассеяно протянул ему костыли, решив проигнорировать вопрос.

– Возьми.

– И с кем я разговариваю… – презренно бросил он, дотягиваясь до деревянной рукояти. – Спасибо.

– Пользуйся. Если что, я могу подкрутить под твой рост.

Неловкость во мне нарастала еще сильнее. Неужели так трудно просто вести себя как обычный человек? Оказывается, трудно. Особенно когда из твоей памяти стерлись все черты этого «обычного человека».

– Думаю, пойдет. Я никогда не ходил с помощью таких штук, – он с любопытством провел по лакированной поверхности. – Забавно.

– Алекс.

– Да?

– Я… Я просто хочу знать…

– Да? – Алекс посмотрел на меня, выразительно приподняв бровь. – Говори.

– Если тебе что-то понадобится, то… ты можешь сказать мне об этом. Я тебе не враг.

– Но и не друг. Ты же сам сказал: «Ты мне не брат и не друг, так почему я должен тебе помогать?» Ну, или что-то в этом роде.

– Тогда ситуация складывалась не в твою пользу, а теперь мы живем под одной крышей. Временно, но всё же, – я говорил уверенно, несмотря на внутреннюю растерянность. – Послушай, Александр, если тебе станет хуже или вновь понадобится помощь, то я имею право об этом знать. Я много думал за этот день и…

– Стоп. Как ты меня назвал?

Я смешался. Неужели опять ляпнул что-то не то?

– Эм… Александр?

– Меня зовут Алекс.

– Разве это не твое полное имя?

– Что? Нет, конечно нет. Просто Алекс без всяких импровизаций, ладно? Мы же хотим поладить, я правильно понимаю?

Его настойчивая интонация напоминала мне тон первого учителя математики. О да, я помнил его. Низкий мужчина со смешными усами, который любил подойти в упор так, что расстояние между моим лицом и его оставалось всего пару дюймов, и начать читать лекцию о правильном поведении. О том, что можно и нельзя делать. И говорил он это ме-дле-нно, двигая губами подобно корове, жующей жвачку. Мне было противно и одновременно хотелось рассмеяться. Но сейчас я не ощущал ни того, ни другого. Мне было не по себе.

– Ладно. Просто Алекс.

– Вот и отличненько! – он улыбнулся, но на душе у меня всё равно было гадко.

– Отлично, – скептично произнес я. – Раз тебе ничего не нужно, я устрою обход города.

– Уверен, что это хорошая идея?

– Лучше быть готовым к нападению, чем сидеть в неведении. Я действую тихо и быстро.

– Тогда удачи, – он упал обратно на подушку, подтянул к себе покрывало и широко зевнул. – И всё же… будь осторожен.

– Буду. Не сомневайся.

Я так и не спросил его о том, что хотел. Молодец, Фирмино, ты упустил возможность узнать что-то важное. Глупо, так глупо… Я ударил кулаком в стену, пытаясь успокоиться.

Пора приступать к делам.

Я спустился на первый этаж и открыл дверь, ведущую в мастерскую. Любимое место Освальда. Было когда-то. Он часто прятался здесь, среди инструментов, чтобы побыть наедине с тишиной. Прятался ото всех, даже от меня. После того, как его не стало, мастерская превратилась в склад для всякого железного хлама вроде сломанной электротехники. Над верстаком, святой всех святых Освальда, кто-то повесил цветастые плакаты из журналов прошлого века, на которых были нарисованы фигуристые женщины. Понятия не имею, кто счел эту идею хорошей, но порой у меня чесались руки сорвать плакаты и выкинуть в мусорку. Почему я так и не поступил? Не знаю.

Железный стеллаж, пластмассовые и деревянные коробки. Я знаю наизусть каждый уголочек дома, но отчего-то всегда долго роюсь на полках, в поиске нужного инструмента.

Вот и сейчас я долго обыскивал мастерскую, чтобы найти кованый топор, который Освальд использовал для рубки леса. Он был совсем не похож на мой топорик для дров. Массивный, тяжелый и очень-очень старый. Им никто не пользовался лет так пять: повода на это не находилось. Забавно.

Нашел я его в большом черном ящике, под органайзером с болтами. Провел пальцем по острию топора, вспоминая, как мы ходили по весне в лес, чтобы нарубить древесины для новой мебели. Остро, прямо как в старые времена.

Забрав инструмент в рюкзак, я оделся теплее и вышел на улицу. Прошел несколько улиц и остановился у дороги. Стояла мертвая тишина, которая лишь сильнее сжимала мою голову в тиски. Город дышал привычным спокойствием, словно ничего и не произошло. Ни следа бандитов. Я бродил знакомыми дорогами еще несколько десятков минут, не выходя за пределы пустынного частного сектора. Не похоже, чтобы кто-то посторонний бывал здесь, но беспокойство всё равно не отпускало меня.