Ирина Когр - В погоне за тенью

– Что? – переспросил отец, хмуря брови. – Он детдомовский?

– Да, – огрызнулся я. – И что?

– Кого только в школу не принимают, – скривилась тетя Наташа.

– Я отдал своего сына в приличное учебное заведение, но и туда всё-таки пролезла всякая шваль, – процедил отец, вставая из-за стола и подходя ко мне. Я инстинктивно сжался, а он схватил меня за шиворот и поднял со стула. И всё это на глазах Лизки, растерянно за этим наблюдавшей. Она явно не ожидала такого развития событий.

– Нам надо поговорить. Дима, идём.

– Никуда я не пойду! – но отец уже схватил меня и потащил в мою комнату. Там он усадил меня на стул, толкнув, а сам сел в кресло напротив. У него было очень злое лицо, и я всё ждал, когда он меня ударит.

– Мой сын подружился с отребьем. Другого я от тебя не ожидал! – сквозь зубы сказал он. Я буквально каждой клеточкой своего тела чувствовал его ярость и злобу. Больше всего мне хотелось сейчас забиться под стол, но я отбросил эти унизительные мысли.

– Саня не отребье! – горячо воскликнул я. – Он отличник, между прочим! И он не виноват, что попал в детский дом.

– Знаешь, кто его родители? – закричал на меня отец, вскакивая с кресла. – Наркоманы и алкоголики! А ты с ним общаешься!

– Но он же не алкоголик и наркоман! – я помнил, что рассказывал Саша о своих родителях, но отец меня всё равно бы не услышал.

– Дрянь! – зло бросил отец и ударил меня. Я зажмурился и закрылся руками. – Я запрещаю тебе с ним дружить. Ясно? Хочешь стать таким же, как он?

Потом отец начал избивать меня. На меня сыпались удары, а отец приговаривал:

– Даже не смей к нему приближаться! И с директором я поговорю. Кого они в школу стали набирать, а? Совсем с ума посходили!

– Я сам буду решать, с кем мне дружить! – заорал я, чувствуя приближающиеся слезы. Это было так несправедливо, неправильно и мерзко. От обиды хотелось разреветься, как ребёнку. Вот только лучше бы это тогда не стало: отец бы ещё больше разозлился.

– Сам? Ты? – зло ухмыльнулся отец, продолжая отвешивать мне оплеухи. – Да ты даже друга нормального не можешь найти! Нашёл себе какое-то отребье и радуется, скотина такая!

– Я всё равно буду с ним дружить! Всё равно! И ты меня не заставишь!

Отец вдруг прекратил меня избивать и посмотрел на меня так, словно я был каким-то тараканом, которого нужно прихлопнуть тапком.

– Новый Год ты отмечать не будешь. Ты наказан Сиди в своей комнате и не смей даже показываться. Ясно?

Не дождавшись моей реакции, отец вышел из комнаты, а я остался сидеть на стуле, боясь с него встать. Я ни за какие сокровища мира не откажусь от моего Сани, никогда его не предам, и мы всегда будем вместе. Меня трясло от ненависти к собственному отцу. К горлу подступали слезы, но я решил, что никогда не буду плакать перед ним, не буду показывать ни единой своей слабости.

Я слышал, как отец вернулся к гостями и громко заявил:

– После двенадцати позвоню Амадею и спрошу, какого чёрта он набирает всякую шпану в школу.

– Валера, тебе не кажется, что ты перебарщиваешь? – услышал я голос мамы. Она редко меня защищала, но тут даже она решила за меня вступиться. – Диму провожал очень милый мальчик.

– Ты его защищать собралась?

Мне было грустно и горько. Я посмотрел на часы и обнаружил, что через пять минут ровно полночь. Хорошее начало Нового Года, нечего сказать. Хотя от отца другого можно было и не ожидать. Но дружить с Саней все равно продолжу.

Мне нужно было срочно поздравить друга с Новым Годом. Я очень надеялся, что у него праздник проходит не такой ужасно, как у меня. Лучше уж в школе праздновать с нормальными людьми, чем с моим бешеным отцом в родном доме. Я взял телефон со стола и начал набирать сообщение Саше. Мне хотелось вложить в неё всю любовь и нежность к нему. Я отправил поздравление и буквально через минуту получил такой же тёплый ответ. Мне уже не хотелось плакать. У меня был замечательный друг, а остальное было не так уж важно.

Директору отец позвонил поздним утром следующего дня: решил поздравить с Новым Годом, а заодно и поинтересоваться социальным положением новых учеников школы. Характер папы был ужасный: за всю свою жизнь я не встречал более упертого человека. Если уж он что-то решал для себя, никто и ничто не было в силах его переубедить. Своим упорством, граничащим с банальным упрямством, папа очень гордился и любил повторять, что именно это сильное качество помогло ему выбиться в люди. Меня он считал мямлей, не умеющим за себя постоять. Если я вдруг высказывал своё мнение, и оно отличалось от мнения отца, он зло смеялся надо мной и говорил, что я всего лишь глупый мальчишка, который ничего в этой жизни не смыслит. Меня это всегда сильно задевало, и я пытался с ним спорить. Заканчивалось это чаще всего скандалом, а то и рукоприкладством по отношению ко мне.

По рассказам папы его отец, мой дед, бил намного сильнее, поэтому из папы и выросло что-то приличное. Я этого никогда не понимал. Если в детстве ты испытал те же чувства, эмоции и трудности, то зачем так обращаться с собственным сыном? Для себя я решил, что своих детей и пальцем никогда не трону, что бы они ни делали. Никто не заслуживает такого обращения. Я прекрасно запомнил, какие чувства я испытывал, когда отец был ко мне жесток, и не собирался вымещать свой гнев на своих детях.

Ранним утром, когда я ещё спал, отец зашёл ко мне в комнату. Разбудив меня, он принялся меня увещевать. На секунду мне даже показалось, что он раскаивается за вчерашнее выступление. Он говорил мягко и почти не повышал голоса:

– Дима, – ласково начал отец, садясь на кресло рядом с кроватью. – Ты ведь понимаешь, что тебе нужно будет устраиваться в жизни и заводить новых друзей, которые помогут сделать тебе карьеру. Этот детдомовец тебе не ровня, он потянет тебя на дно.

Я молча рассматривал узоры обоев на стене. Отец долго ещё распространялся в подобном духе, но я упрямо стоял на своём. Когда он закончил свою пламенную речь, я тут же заявил, что буду дружить, с кем захочу.

– Идиот! – злобно сказал отец, рывком вскакивая с кресла. Вся натянутая отцовская любовь мигом исчезла.

Разговор наш, как и ожидалось, не привёл ни к чему хорошему. Отец снова взорвался, начал орать. Я упорно продолжал твердить, что у меня уже есть друг, и что я не собираюсь его менять на кого-то другого. Под конец отец так разозлился, что влепил мне сильную пощечину. Я машинально схватился за щёку, отчётливо чувствуя, как она горит.

Отец демонстративно вышел из комнаты, напоследок хлопнув дверью. А мне очень захотелось написать Сане сообщение и спросить, как у него дела. Только наша с ним дружба сейчас меня и поддерживала, и я пообещал себе, что никто и ничто не сможет нас разлучить.