Ирина Когр - В погоне за тенью

Поэтому школу я ненавидел. Мне хотелось остаться в своей комнате, взять очередную книгу и уйти далеко-далеко. Лето я вспоминал потом с щемящей грустью. По вечерам мать обычно сидела в гостиной, вязала и смотрела сериал. Слышался приглушённый звук телевизора, на улице шумела листва, а я бродил по другим мирам вне времени и пространства.

Отец разбудил меня в пять утра. Сонный, я чувствовал себя разбитым и невыспавшимся, но ещё нужно было собирать вещи. С этим мне помогла мама. Конечно же, я всё делал неправильно, всё валилось у меня из рук. Надо ли уточнять, с каким настроением я собирался ехать в школу? Когда мы усаживались в машину, я уже ненавидел весь этот мир. К тому же, по приезду мне сразу нужно было тащиться на уроки, а это значило, что уже через три часа я увижу постылых одноклассников.

Всю дорогу папа читал мне нотации, а мать ему поддакивала. Одна мысль только меня грела: в школе, по крайней мере, я не буду общаться с отцом. Конечно же, он часто будет мне звонить, чтобы наорать, но уж его физиономию я не увижу очень и очень долго.

Отца я почти не слушал, тем более, нового о себе все равно не услышу. Я смотрел в окно и размышлял, с каким настроением явится Богданов, будет ли он сегодня устраивать мне «тёмную». Я очень надеялся, что наше перемирие продлится и дальше, и что он больше не будет меня доставать.

Передо мной мелькали дома, улицы, бредущие куда-то люди. Часто я видел грустных школьников, несущих в руках букеты. Если встречался кто-то счастливый, то чаще всего это был первоклассник. В душе я им всем сочувствовал: нас всех ждёт целый год мучений. До следующего лета.

Физически мне тоже было тошно. Кружилась голова, скручивало желудок. Мама даже пару раз поинтересовалась моим здоровьем, но я заверил её, что отлично себя чувствую. Не хотелось выглядеть перед ней слабым.

– Дима, вот знаешь, у меня в твоём возрасте была куча друзей. Ты меня слушаешь вообще? – вдруг грозно спросил отец, хмуро вглядываясь в зеркало заднего вида.

– Да, папа, – обреченно ответил я и отвёл глаза.

– Почему ты не можешь подружиться хоть с кем-нибудь?

Я молчал, не зная, что ответить. Может, потому что я действительно унылый придурок?

Мы чуть было не опоздали. При выезде из города мы встряли в пробку, и папа начал ругаться с мужиком, который чуть было в нас не врезался. Они орали как оглашенные полчаса и выясняли, кто из них идиот. Мне было за отца стыдно. Хотелось заткнуть уши, только чтобы не слышать эти вопли. Мама с невозмутимым видом наблюдала за происходящим.

– Развелось тут идиотов! – заявил отец, когда сел обратно в машину. Я на всякий случай стал смотреть в окно и сделал вид, что меня тут нет. В глубине души отец обвинял меня во всех смертных грехах. Ведь именно из-за меня ему пришлось тащиться в школу рано утром, когда на дорогах пробки. Но отец выдохся и до самой школы просто бубнил себе что-то под нос. Я уже хотел поскорее оказаться в школе, чтобы избавиться от его общества.

Школьную линейку я пропустил из-за дорожных разборок папы, но был этому даже рад. Меньше буду видеть своих одноклассников. До начала урока оставалось двадцать минут, но мне нужно было ещё завезти чемодан в комнату. Я скомкано попрощался с родителями, пообещал, что обязательно буду хорошо себя вести, и наконец-то отправилсвя в свою спальню. Перед входом в школу я обернулся и посмотрел на них. Мама помахала мне рукой, выглядела она расстроенной. Наверное, она всё-таки любила меня. Папа только хмуро кивнул.

Пришлось поспешить. Я весь запыхался, пока довёз чемодан до своей комнаты. Никогда не думал, что у меня столько барахла. Я в этом году даже книг много не набирал: есть школьная библиотека или интернет, откуда тоже можно скачать что-нибудь интересное.

Управился я быстро. Просто кинул свои вещи рядом с кроватью и тут же побежал на урок физики. Светлана Николаевна, школьная учительница, была нашей классной руководительницей и очень не любила, когда на её уроки опаздывают. Обычно она начинала отчитывать перед всем классом или вообще отправляла к директору за допуском на урок.

В класс я вошёл за пять минут до звонка и мысленно приготовился к встрече с Коляном и его друзьями. Они всегда приветствовал меня издевательским улюлюканьем и фразами, вроде «Леска! Лошара пришёл!».

Обычно я старался сохранять чувство собственного достоинства и просто игнорировал придурков. Садился за вторую парту первого рядя рядом с Тимуром и пытался вести с ним светскую беседу, на которую тот вяло реагировал. Иногда попадало и ему, но любимой жертвой Коляна обычно был я.

Но сегодня случилось что-то неслыханное. Никто не обратил ни малейшего внимания на моё появление. Я радостно шмыгнул на своё место и поздоровался с Тимуром, меланхолично дожёвывающим пирожок. И как он в любой ситуации мог вообще что-то есть? Эта способность всегда вызывала у меня удивление.

Я достал учебник физики и покосился на Коляна, ожидая подвоха. Странно, что он даже не поприветствовал меня. Богданов был непривычно тихий и куда-то пристально смотрел. Проследив за его взглядом, я понял, в чём была причина такого поведения моего одноклассника.

Причина эта сидела на первой парте в гордом одиночестве и листала учебник.

В классе у нас появился новенький.

Наша школа была суперсовременная, по крайней мере, очень хотела такой быть, и раз в год устраивала олимпиады, по результатам которых можно было бесплатно попасть к нам учиться. Выигравшим платили стипендию, которая полностью покрывала расходы, в том числе на одежду и книги. Так к нам попала Марина, моя одноклассница, занявшая первое место на олимпиаде по физике. Её родители вряд ли бы смогли устроить к нам свою дочь собственными силами, но теперь наша школа платила ей деньги за хорошие оценки. Колян называл Марину «нищебродкой», и ей это явно было неприятно. Она была тихая, скромная девочка и старалась учиться на все пятерки, за что Богданов её и презирал. Доставала Марину и младшая сестра Коляна, Дашка, которая училась на год младше. Мы в девичьи разборки никогда не лезли, тем более нас бы никто в них не впустил.

Так что я знал, откуда к нам этот мальчишка. В прошлом году школа тоже проводила олимпиаду, и я слышал про какого-то пацана, занявшего первое место по математике и по физике. Его обсуждали директор и физичка у нас в столовой, а я в это время там завтракал и слышал их разговор. Помню, они ещё жалели его, что он сирота из детского дома. И я сразу понял, что это он. Поношенная школьная форма, потрепанный рюкзак и заклеенный учебник говорили о нём многое, хоть он и слова не успел сказать, а только продолжал нервно листать учебник. Видно было, что ему не совсем тут комфортно.