Тери Аболевич - Пять/три

Сияние затухало и разгоралось вновь, Толик и забыл, как злился только что на Потапыча. В темноте он был какой-то древний, монолитный. И не человек вроде, особенно под такие разговоры.

– А он мне и говорит: помоги, мол, корабль мне нужен. Ну, думаю, умом повредился, а у самого внутри что-то колет иголками – отведи домой, пригрей да корабль дай. Не знаю, шестое чувство, или какое там. Отвёл его на маяк, чаю налил – он выпил, погрелся, успокоился как-то. Так-то он выглядел, словно от Владивостока до Мурманска бежал, а за ним черти гнались с вилами. Ну а откуда у меня корабль? У меня и лодки-то нет никакой. Смастерил из бумаги – так парень расцвёл сразу: «Корабль, корабль», – заладил. Потом вышли мы с ним – он с этим корабликом по тропиночке вон туда, к морю, припустил. Как прошёл к воде, кораблик в ладонях держит, да так и почесал пешком в воду. И всё, и исчез. А после небо засияло. Вот я с тех пор и… Хожу, встречаю, провожаю. Много их скитается-то, как видишь.

Толик ошарашенно молчал. В голове у него была каша, а в ушах звенело.

– Почему у этого моряка на бескозырке было написано старыми буквами, как до революции ещё?

– Ну, долго скитался. У души нет ни пространства, ни времени, у них там свои системы координат. Мало ли как оно.

Толик покивал, будто соглашаясь. Но ни с чем он не соглашался, на какой-то момент он даже подумал, что пошёл всё-таки в Китовый попить пива, выпил его там литров пять и теперь валяется где-нибудь, и всё ему только кажется. Но нет, здесь, в сознании.

– Выходит, это утопленники? Отовсюду – хоть из прошлого века, хоть с экватора?

– Понятия не имею, – пожал плечами Потапыч, – вроде наши все, говорят по-нашему. Утопленники или нет – я об их кончине не расспрашиваю. Они и без того после смерти чёрт-те что пережили, чего бередить-то? Вот такая вот ситуация, Толик.

Они ещё постояли снаружи, потом маячник ушёл, оставив Толика переваривать. Но тот не мог. В его мыслях плясали огни, скитались души, и всё, во что он верил до этого, поплыло, как марево. Вроде есть, а вроде и нет. А может быть, у него как раз это самое, меряченье? И ему всё только кажется?

В эту ночь Толик ещё долго не ложился. Он бродил вокруг маяка, глядя то на его свет, то на сияние, которое становилось всё бледнее, пока не затухло окончательно. Он вернулся в домик, только когда совсем замёрз. Всю ночь ему снилось, как небо подхватывает его и уносит, и он болтается где-то там и постоянно ищет один-единственный огонёк в темноте.

О скитальцах они с Потапычем больше не заговаривали. Жизнь шла своим чередом – днём работа, вечерами – ужин, шахматы, обход. Ничьих потерянных душ к ним не прибивалось, хотя небо иногда сияло: «Ну, я же не один такой», – пожимал плечами маячник.

Как-то раз Потапыч ушёл в Китовый, сразу после завтрака.

– Туда сегодня должны привезти всякое полезное – керосин, пару запчастей. Остаёшься за главного.

Что поделать, главный так главный. Днём погода испортилась. Налетела метель, по всем углам завыл ветер, дорогу замело. Толик было вышел на улицу, но не увидел ничего ближе метров пяти и поспешил укрыться от непогоды. Так и пришёл вечер – раньше, круче налетела темень. Теперь сюда из Китового не то что пешком – и на машине не добраться. Как там говорил Потапыч: «В непогоду лучше обратно не соваться». Стало ясно, что сегодня Толик ужинает один.

Он слабо поел – аппетита не было. Каково это – быть маячником? Вот он сейчас здесь, один, «главный». И так изо дня в день, с призрачной миссией, со своими только мыслями – неоткуда другим поступить извне. Отшельничество. Смог бы он так? Потапыч-то уже пожил, на ледоколе вон служил, ещё где-то. Наверняка есть какая-то история. И каково вот так – закрыть всю свою историю здесь, на севере, и сжать её только лишь до крохотного огонька керосинки, когда там – такой мир?

Керосинка. Толик раньше об этом и не подумал. Идти ли на обход?

Но долго его эта мысль не терзала. Он поднялся из-за стола, прибрался, надел свитер потеплее, а под него ещё кофту и футболку. Главное правило от холода – оденься, как капуста, и будет тебе тепло и счастье. Ботинки, куртка, шапка до ушей. Кто знает, сколько там нужно болтаться?

Толик заправил и зажёг керосиновую лампу – она ожила жёлтым пламенем. Пора.

Непогода немного улеглась. Ветер уже не рвал и не дёргал воздух, как норовистая лошадь уздечку. Снег ещё летел, дорогу было плохо видно, но идти вполне можно. Потапыч ходил по этой стороне, вдоль моря. Толик не знал, что делать: шагать туда-сюда и ждать или призывать скитальца каким-то заклинанием и прочим шаманством. Поэтому он просто пошёл, стараясь держать керосинку повыше – чтоб была заметна.

Прошло больше часа, ничего не происходило. Ноги уже стали подмерзать, а вьюга снова разошлась – теперь ветер уже бил Толика в лицо ледяными иглами.

Тут ему показалось, что кто-то всё же идёт ему навстречу – медленно выходил из метели чей-то образ. Ещё несколько шагов – и он увидел девушку. Белое платье до пола, без рукавов, смуглая кожа, чёрные волосы. Она шагала неуверенно, чем-то потрясённая, но будто совсем не ощущая холода и ветра.

– Эй? – сердце Толика заколотилось. – Сюда, иди скорее, я помогу.

Теперь он видел её лицо – юное, запуганное, она чуть не плакала. Сделав ещё шаг, она споткнулась, но Толик успел её подхватить – она почти что лишилась чувств.

– Тише, тише. Теперь всё закончилось, всё будет хорошо, – стал бормотать он так же, как Потапыч.

Толик не знал, холодно ей или нет, но, поставив керосинку в снег, стащил с себя куртку и укрыл ею странницу. Она тут же зарылась в одежду чуть ли не с головой – видимо, всё же замёрзла. Девушка не говорила ни слова и покорно позволила Толику вести себя под руку до самого домика.

В сухости и тепле стало лучше. Продрогший «хозяин» маяка повесил куртку у двери и пригласил гостью за стол. Она по-прежнему была немного напугана, но осматривалась всё же с любопытством. Толик набрал в чайник воды и поставил его на огонь, пытаясь припомнить, знает ли он, как складывать кораблик из бумаги. Последний раз он так делал, кажется, в средней школе – пускал потом по мартовским ручьям.

Толик сел напротив странницы. Девушка была красивая – уж ему-то, молодому парню, да не оценить. Вот чего теперь? Разговаривает она или нет?

– Анатолий, – представился он и протянул руку.

Она с недоверием посмотрела на него, но всё же вложила свою ладонь в его. Толик почувствовал тепло её тела – странно это всё. Он-то думал, что призраки нематериальные. Они должны проходить сквозь стены и отдавать потусторонним холодом, а не пожимать людям руки.

– Августа, – девушка наконец подала голос.

– Ого, – присвистнул Толик, – красивое имя. Ну, что же, Августа, давай пить чай. Печенье будешь?