Евгений Семенов - Ветер над рекой

Иван Егорович посмотрел на свои протезы. Пластиковые, они по щиколотки уходили в воду, и у него перед глазами встал еще один день на фронте.

Сорок второй год.

Зима.

В окопе холодно. Не просто холодно. На холодном ветру, во влажной от пота и от постоянно метущей поземки, залетающей за шиворот, от постоянного прикосновения к холодной земле, ватник и штаны становятся ледяными. Если под ватником ещё какое-то тепло остаётся, то кожа ног уже даже, наверное, привыкла, и даже почти не покалывает. Хорошо, что на ногах валенки. В кирзачах скорее всего бы уже отморозил ноги. Уже почти четыре часа сидим и ждем атаки немцев, а её всё нет и нет. Иван, уже опытный боец, несмотря на свой шестнадцатилетний возраст. Он уже почти год отслужил. Однополчане его берегут, помогают, но ему хочется показать, что он такой же, что он тоже может приносить пользу. Геройствует одним словом, в атаку одним из первых, помогать носить раненых тоже. Самого пока что сия беда самого его миновала.

До того самого дня довелось один раз побывать в рукопашной. Их отряд столкнулся с таким же по количеству отрядом фашистов. Вот тогда было по-настоящему страшно. Большинство противников были взрослыми и рослыми мужиками, каждый из которых один на один однозначно расправился бы с Иваном. Но спасибо однополчанам. Увидев, с какой злостью они кинулись с лопатами и ножами на врага, и, почувствовав в себе эту злость к неприятелю, гордо шествовавшему по его земле Иван, парнишка невысокого роста, кинулся след за всеми.

Что запомнилось за время рукопашной схватки, которая длилась всего-то минут десять и, в которой от двадцати пяти человек осталось лишь двенадцать, включая его самого, так это чувство, что сердце сжалось в камень, что в груди какой-то неимоверный холод, а рука сама с неистовой злостью опускает и опускает лопатку на шею фрица, и из его перебитой артерии фонтаном вырывается кровь. Нет ни малейшего чувства жалости. Кто его звал сюда? И не в гости же он пришёл. Одно только дикое желание кромсать врагов. Он не замечал, как часто и глубоко он дышал, и лишь только в тот момент, когда в метре от него наш солдат воткнул нож в шею лежащего на земле последнего врага, Иван почувствовал, что его трясёт, что грудная клетка вздымается как никогда раньше. Он, шестнадцатилетний пацан, убил в этом бою двух немцев.

Похоронить погибших в тот день не довелось, да и после не получилось. Они услышали стрельбу, приближающуюся к ним. Пришлось отступать. Возможно, и сейчас где-то в том диком лесу лежат остатки костей его товарищей.

Иван вздохнул, пошевелил протезами в воде, странно, но он чувствовал, как вода холодит место, где когда-то была его нога. Это было не так, просто он помнил эти ощущения.

И снова память вернулась в траншею. Она не была глубокой, в полный рост не встать, сколько успели, столько и выкопали. Хорошо пошел снег и спрятал их, может получиться сюрприз фашистам.

Только вот холодно. Очень. И не ели они уже со вчерашнего вечера. Сейчас уже примерно два дня.

– Главное о еде не вспоминать, – думает Иван. Да только как же не вспоминать, если желудок издает звуки каждые две-три минуты, и сводит его тоже уже без перерыва. Время от времени молодой боец снимают рукавицу, и ладонь снега отправляет в рот. А тот в свою очередь, тает и обманывает желудок.

Через час-другой начнёт темнеть. Скорее бы уже. В темноте уже не пойдут в атаку, они боятся, они тоже хотят вернуться домой. Они не должны знать про эту траншею. Для них, сейчас, если, конечно, разведка не выяснила новых данных, то мы для них находятся дальше километра на три.

Но они пошли. Пошли ночью. Неожиданно. Из темноты. И они знали наше расположение.

Бой был коротким. Из него Иван очнулся уже в госпитале. Без ног.

3

Ваня Кошкин, сын старшего брата Кошкина проснулся, как всегда рано, не было ещё и шести. Он тихо вышел из дома, запустив по дороге кота, который просился в дом, зашёл за сарай, снял со стены деревянную удочку. Банку с червями не обнаружил на месте.

– Что опять утащили куры? – улыбнувшись, подумал он, но нет. Оказалось, что это не так. Просто Иван сразу её не увидел, она скрывалась за широким лопухом. Ваня поднес баночку к носу и понюхал, – ещё не испортились, несмотря на жару. Поболтав баночку из стороны в сторону так, чтобы земля с червями перемешалась, и он увидел, что их достаточное количество и стал спускаться к реке.

Раннее утреннее солнце, отражаясь от глади воды, разбежалось на множество солнечных зайчиков в разные стороны. Они создавали утреннее настроение, которое и так было жизнеутверждающим. Ваня, пытаясь идти бесшумно, спустился к мостку, но не стал для него заходить, чтобы не пугать рыбу. Первый же заброс оказался удачным, крупная плотвица прыгала на крючке. Сняв её, он вспомнил, что не взял с собой ведро для рыбы, поэтому, немного большим и указательным пальцем сплющив голову рыбы, чтобы она не дергалась, повернулся и кинул её в траву. Тут же Ваня увидел кота, который спускался с горы, видимо поняв, куда отправился хозяин. Значит, папа проснулся, раз кто-то кота снова выпустил. До первого «мяу», он успел поймать ещё четыре рыбины, три плотвицы, хорошего размера и маленького окуня, которого он тут же бросил коту. Тот с благодарным трепетом приступил к трапезе.

– Ааа-ггия, гггия,– услышал Иван непонятные глухие звуки. Обернулся никого не видно, кот с удовольствием разделываем рыбу.

– Ау ааа гия.

Снова тот же звук.

На берегу за ним никого не было, а противоположный берег был почти не виден в ярких лучах утреннего солнца.

– А–яя, послышалось снова.

Он приложил кисть правой руки полукругом над глазами и посмотрел на противоположную сторону. У края воды прямо напротив него стоял человек, в котором Ваня узнал живущего там же.

Местный дурачок, как его называли некоторые в селе, с детства страдавший слабоумием. Ему было уже почти сорок, а по умственному развитию он не превосходил ребенка четырех – шести лет, и во многом даже отставал от него. Его речь стояла из, как казалось почти всем, несвязанных многочисленных звуков. Его мать, которой было уже далеко за семьдесят, ухаживала за ним и лишь она его понимала. Все его способности заключались в том, что он мог гулять по берегу реки. Изо дня в день. Никаких поручений, даже принести воды, она не могла ему дать, потому что он не мог справиться. Практически никогда Иван с ним не общался, а если припомнить, то и вообще не общался. Когда-то он спросил отца про дурачка, и отец рассказал, что зовут его Виктор, и что с детства тот был таким. И больше добавить нечего не смог.

– Аа–я.

Это как-то отдаленно напоминало его имя – Ваня, но он не был уверен, что Виктор знает, как его зовут.

– Вы ко мне обращайтесь? – закричал он.