Мария Плума - Разорванная петля

― Кто, кто у нас родился?

– Это мальчик, мистер Браун.

– Мальчик?! И какой он?

– Обычный мальчик. Вес – три двести пятьдесят, рост – пятьдесят два сантиметра.

– Это не обычный мальчик!.. Прости меня, сынок…

18 лет спустя

― Не понял… – лучезарная улыбка на лице юноши сменилась растерянной, как только он открыл дверь платяного шкафа и увидел перед собой белую стену. Постояв несколько секунд, он попятился назад, громко захлопнув дверцу. Вдохнув поглубже, снова натянул на себя улыбку победителя и толкнул дверь рукой, но перед ним была все та же белая стена.

Он осторожно вышел из шкафа и начал озираться по сторонам: просторная комната с белыми стенами вмещала в себя также несколько стульев и стол.

– Дедушка?! Ты меня сюда вызвал? Нет, ерунда… Ты со мной не разговаривал с тех пор. Не понимаю, что это все значит…

Мэтью Браун стоял в совершенно незнакомом месте. Еще пять минут назад он зашел в старинный платяной шкаф на сцене цирка Далласа, штата Техас, при полном зале завороженной и ошеломленной публики. Его руки были скованы массивными наручниками, а ключ от них, длиной в пятнадцать сантиметров, он показательно проглотил до своего заточения. Оказавшись внутри «волшебного» шкафа, именитый на весь штат иллюзионист ловкими движениями рук снял с себя кандалы, а помассировав гортань, извлек ранее «съеденный» ключ. Постояв около минуты в секретном отсеке, он желал, как обычно, выскочить к своей любимой публике под ее оглушительные рукоплескания.

– Так. Я должен успокоиться и понять, что все-таки произошло, – Мэтью сел на стул, снял цилиндр и откинул его на край стола. Голова ныла от выпитого утром виски. Когда он находился на сцене, то не чувствовал боли, а сейчас, когда не понимал, что происходит, чьи-то руки будто сдавливали лоб и длинными ногтями впивались в глазницы. Он начал тереть ладони друг о друга, что-то нашептывая, потом прикрыл ими глаза. Развел пальцы в стороны, проскользнул ими в густые темно-каштановые волосы, сжал кулаки возле затылка и расцепил их.

– Ты научил меня многому, – головная боль от алкоголя исчезла, а вот душевная – из-за событий последних месяцев – не оставляла ни на секунду. ― А сейчас что? Может, это и есть глубинный сон, о котором ты говорил? Ответь мне. Свяжись со мной как-нибудь. Ты же это умеешь… Я даже толком не понимаю, что должен найти. Недостающую страницу нашего рода… Как я ее найду? Где? Мне что, отправиться в библиотеку? Ладно! Начну поиски. Думаю, что время пришло… Ну и духота здесь!

Мэтью поморщился и осмотрел комнату более внимательно: три глухие стены, а четвертая – с окном, сквозь которое проникал бьющий по глазам солнечный свет. За стеклом виднелся песчаный берег, темная гладь океана и длинный мост, уходящий куда-то в густой туман.

Он захотел открыть окно, чтобы глотнуть свежего воздуха, но не увидел на нем ручек. Чем сильнее солнечный свет проникал в комнату, тем более удушливым казался воздух в ней. Вновь окинув взглядом место, в котором очутился, он попытался найти дверь, но ее не было.

– Нет выхода… Боже, как же это похоже на последние месяцы моей жизни. Нет выхода… Для меня никогда нет чертова выхода! – крикнул Мэтью и стукнул по стене кулаком. ― Дед, ты умер в самый неподходящий момент! Почему сейчас, почему тогда, когда ты так нужен мне? Ты не должен был умирать!

Отчаяние, пробудившееся в груди Мэтью, захватило его полностью. Боль утраты единственно близкого человека сковала его скулы и сжала горло. Он стал развязывать узел на воротнике плаща: пальцы не слушались, но он упрямо продолжал бороться. Ловкие руки совладали с узлом, и дышать стало легче. Мэтью повернулся спиной к стене и изо всех сил сжал кулаки, но и это не помогло унять слезы, которые он пытался скрывать от всех и самого себя то время, что прожил один после смерти человека, воспитавшего его.

– Довольно, Мэт! – сказал он сам себе, проведя руками по волосам, – Но, где же я, черт возьми, оказался? Ах да, это сон. Выхода нет? Черта с два! Я всегда найду выход, даже если это окно! – Мэтью обернул руку в плащ и, размахнувшись, ударил по стеклу. К его удивлению, вылетело не только стекло, но и вся рама целиком.

Он высунул голову в оконный проем. Вниз, по скальным выступам, было метров двадцать до земли.

– Ну, конечно, дед! Мне все не дается просто так.

Он искусно вылез наружу, сделал несколько шагов и соскользнул ногой. Из-под его ботинка посыпались мелкие камешки. Он взглянул вниз:

– Если это сон, то я могу прыгнуть. Я очень надеюсь, что это сон.

Зажмурив глаза, Мэтью разжал пальцы и полетел вниз.

Пока он падал, вся жизнь калейдоскопом промелькнула в его голове. Он вспомнил похороны деда и то, как был развеян его прах в пустыне Сонора. Вспомнил свои выступления в цирке, когда удивлялся магии собственных рук. Карточные игры, в которых он ловко обыгрывал доверчивых богачей. Древний манускрипт, который дед учил понимать: слова, начертанные в нем, обещали сохранить того, кто произнесет их в момент глубокого отчаяния. И, наконец, он вспомнил зеленые глаза матери, погибшей, когда ему исполнилось пять лет. «Аверус Сентумос» пронеслось в голове Мэта, едва ли предвосхитив тот момент, когда его тело коснулось земли.

Мэтью воспитал дедушка – Томас Гээджии Браун, получивший второе имя от индейца, однажды пришедшего в дом его прадеда. Спустя два дня незваный гость исчез так же неожиданно, как и появился. Дед получил это имя от своего деда и передал его сыну, но, после того как он и жена погибли из-за кораблекрушения, имя Гээджии перешло к малышу Мэти.

Тремя месяцами ранее

― О боже, какая гадость! Дед, ты надо мной издеваешься? – Мэтью сидел за столом, который был завален книгами, исписанной бумагой и маленькими бутылочками с цветными порошками.

– Пей, Мэт! Сегодня тебе предстоит опасная игра. Пей! – над Мэтью склонялся седовласый старик в очках и протягивал ему стакан с темно-малиновой жидкостью, которую только что налил.

– Да все у меня будет хорошо! Лиам Миллер уже готов. Так что сегодня я оберу его до нитки, а точнее, до его золотых часов и двух тысяч долларов! – Мэт лукаво улыбнулся. И тут же наморщил лицо: ― Это невыносимо даже на запах, а ты заставляешь меня пить. Я не хочу…

– Мэтью Гээджии! – старик нахмурился и снова протянул стакан.

– Ладно, дед, я выпью! – если дедушка называл Мэтью вторым нареченным именем, значит, дело, действительно, было важным. ― А что сегодня произойдет?

– Этого я не знаю, Мэт. Но тебе стоит опасаться истекшего времени.

– В смысле?

– Больше я ничего не могу сказать тебе. Иди.