Владимир Сулимов - Дурной глаз

Эта догадка вернула Олегу почву под ногами. Время опять потекло своим чередом. Он настроился на просмотр следующей серии шоу: «Я врачую червями и Словом Господним!»

Четвёртого Жаждущего, которого пригласил Глашатай, звали Илья. Он покаялся в том, что навёл домушников на квартиру зажиточного знакомого. У Ильи был холецистит, и Олег даже ощутил лёгкое разочарование – представление не обещало быть столь наглядным, как предыдущее.

Но он ошибся.

Когда черви проникли в рот и нос Ильи, тот зажмурился и шумно сглотнул. Долгое время ничего не происходило. А потом парень открыл глаза, и они были полны крови, как у плачущего вампира. Он оглядел прихожан, и те отшатнулись – проявление неприязни, которое Олег ошибочно принял за испуг.

Илья начал кашлять. Кашель становился всё сильнее и сильнее. Адамово яблоко Ильи побагровело и набухло, как горловой мешок пеликана. По его телу пробежала судорога. Он протянул руку к Глашатаю, безмолвно взывая о помощи, но Глашатай проворно отшатнулся. На лице Глашатая читалось отвращение. Илья рухнул на колени, хватая себя за горло. Он мял его, как холодный пластилин.

– А, а, в, – произнёс он, открывая рот так широко, словно хотел выплюнуть нижнюю челюсть. Илью колотила крупная дрожь. – А, а. Ах!

Мысли в голове Олега устремились одна за другой со скоростью поезда «Сапсан», но ни одна из них не подсказывала решение ситуации. В полной прострации он продолжал снимать.

Илья попробовал подняться, но вместо этого его бросило вперёд, и парень упал бы, не выстави он руку. Затем он так сильно и резко запрокинул голову назад, что стал слышен хруст шейных позвонков.

– Он солгал! – хрипло взревел Глашатай. Его глаза потемнели от гнева, мокрые от пота волосы облепили виски. – Скрыл свой самый потаённый грех! Позор лжецу!

– Позор лжецу! – поддержал зал.

– Я каюсь! – Илья полз к Глашатаю, а тот непреклонно и бойко пятился. Визгливые признания начали сыпаться изо рта Ильи друг за другом: – Я травил ядом собак! Я вожделел мужчину! Я «стучал» на коллег! Я курил анашу! Я курил анашу в праздник!

– Поздно, – безжалостно отрезал Глашатай.

– Мама! Мама! Оу-ау!

Илья остановился, измождённый, и принялся издавать захлёбывающиеся мучительные звуки, словно собрался блевать. Он мотал неподъёмной головой из стороны в сторону. Шейный хруст повторялся снова и снова. С губы Илья свесилась и принялась раскачиваться длинная лента вязкой слюны.

– Я разрушил семью, – удалось произнести ему, и это были его последние слова. За ними изо рта Ильи хлынула густая жёлтая жижа, от которой поднимался пар. До Олега донёсся её жаркий и едкий запах. Пальцы Ильи конвульсивно вцарапывались в замаранный пол. Тёмные пятна пота расплывались у него под мышками и на спине. Жижа всё текла и текла изо рта несчастного. А потом полилась из ноздрей. И из ушей.

Казалось, этому не будет конца.

«Остановите это!». Олег подумал, что именно такие слова стоит произнести, что они правильные , что за ними последует развязка. Он подумал… и промолчал.

Развязка наступила и без его слов.

Илья в очередной раз поднял распухшее, точно Луна в немых фильмах, лицо и невидяще уставился перед собой. Его кожа покрылась испариной, словно скверна просачивалась через поры. В следующее мгновение глаза Ильи лопнули, выстрелив всё той же жёлтой гнилью. Он рухнул. Его голова столкнулась с полом – звук удара был как у брикета замороженного масла, выпавшего из морозильника. Дрожь покидала тело.

Покинула.

Не Жаждущий, не Илья, а труп.

Состав из мыслей в голове Олега остановился – где-то на запасном пути, в заброшенном тоннеле, полном паутины, летучих мышей и запрещающих знаков.

– Предвечный Творец, Зодчий Плоти, Ваятель Грёз, Пастух наш, как всегда, уберёг Круг от лжеца, – объявил Глашатай Давид торжественно. В его голосе зазвучали басовитые нотки. – Хвала Предвечному Творцу!.. Уберите это.

Из-за портьеры за спиной Глашатая выскочили двое насупленных, напоминающих секьюрити, парней в спецодежде и перчатках. Они проворно затолкали измочаленные останки в прорезиненный мешок и уволокли за занавес. Затем один из парней вернулся, чтобы накрыть тряпкой лужу скверны. Глашатай в это время брезгливо топтался с краю. Он не казался Олегу ни шокированным, ни сочувствующим.

«Ты по-прежнему считаешь это постановкой?», – спросил себя Олег. Он решил, что поразмыслит над этим, когда всё закончится. Способность думать возвращалась к нему, но мысли по-прежнему путались. Неизвестно, что за газ распылили в воздухе, но его действие усиливалось. Олег видел, как меняется лицо Глашатая. Кости его черепа плавились под кожей, принимая форму, далёкую от человеческих черт. Глаза почернели и выкатились. В них появились маслянистый блеск и бесстрастное выражение паука-птицееда.

– Сонмы Предвечных блуждают в бесконечных Пространствах! – возобновил проповедь Глашатай. Его баритон превратился в жужжащий бас. Но самая пугающая перемена произошла с его зубами. Они исчезли, и теперь из-под губ виднелись края грязно-серого мясистого клюва. Эта метаморфоза сделала речь Глашатая невнятной, а её туманный смысл вызвал у Олега лёгкую панику. – Древнее самого Времени! Они начали свой Путь до рождения Вселенной. Они продолжат Путь после её конца! Что движет ими?!

– Голод! – рявкнул зал. Олег вздрогнул.

– Чего же они алчут?

– Нести Истину!

– Благословенны те, кто впустит Истину в свои умы и сердца, ибо очистятся они от Греха и Плоть их будет процветать вовек. Плоть же нечестивых будет растерзана и употреблена ! Да, вот, что их ждёт. Таков завет Предвечного Творца! Горе им! Ма-ах-лах !

– Ма-лах !

– У лжеца множество личин. – Глашатай подался вперёд, держась за края аналоя. Он полностью владел аудиторией. Даже Олег стал ощущать на себе это влияние. – Но ему не скрыться от пронзающего взора того, кто осенён Благодатью, ибо то – взор самой Истины.

Глашатай наклонился ещё ниже. Его одеяние распахнулось, оголив грудь. Увидев её, Олег понял, что сойдёт с ума, если не закричит.

Кожа на груди Глашатая была полностью покрыта влажными пурпурными волдырями с пятирублёвую монету каждый. Они не оставляли на груди живого места, поглотив даже соски. Вздутия надрывно пульсировали. Из каждого, как из тухлой виноградины, выглядывала головка червя; различив это, Олег впервые пожалел, что у него безупречное зрение.

Он не закричал.

– Я чую запах, – сказал Глашатай тихо и проникновенно. – И это запах Греха. Он душил меня на протяжении всей мессы. Среди нас нечестивец, друзья. Я слышу, как шуршат его лживые мысли. Как бегают его плутовские глаза.

Ладони Олега взмокли. Тело начало стремительно наливаться свинцовой тяжестью.