Роман Шмыков - На ночь глядя

Рядом кряхтел Сергей Витальевич, всё никак не попадавший ремнём безопасности в механизм. Я уже потянулся руками, как руководитель сам справился и словил мой взгляд. А вот Светлана попросила меня помочь с ремнём, и я случайно коснулся её предплечья, вставив замок. Она улыбнулась и уставилась в окно, где туман уже практически скрыл здание аэропорта. Странно, что полёт всё-таки состоится, я уж боялся, что перенесут. Хорошо, что Сергей Витальевич взял билеты не на сам день конференции, а раньше, и даже при переносе рейса мы бы всё равно попали на международную встречу. Если конечно перенос не был бы существенным.

Я гонял эти мысли в голове и не заметил, как большинство уже разбрелись по рядам, и стюардессы сновали туда-сюда, проверяя каждого пассажира. Сергей отклонился назад, показывая специально, что ремнём он и правда пристегнул своё тощее тело, за что стюардесса вслух его поблагодарила.

Начался инструктаж, изредка перебивающийся младенческим плачем откуда-то из хвоста самолёта, и уставший женский голос постоянно шикал на этот плач. Но ситуация, очевидно, не менялась. Сзади громкий кашель заставил меня вздрогнуть. Я схватился за подлокотники обеими руками, зацепился взглядом за макушку сидящего передо мной человека. Лысая плешь, вертящаяся из стороны в сторону. Она поблёскивала в свете ламп салона. Инструктаж закончился, и самолёт двинулся. Я соединил колени и стиснул зубы. Чёрт, как же я боялся полёта, хоть и жаждал как ничто иное.

– Всё в порядке, – Светлана заметила моё волнение и достала из сумочки бумажный пакет. Меня и правда затошнило, но больше от вида самого пакета, чем от головокружения при движущемся самолёте.

– Нет, спасибо. Просто волнуюсь немного.

– Тогда держи конфетку, чтоб уши не заложило. – Светлана протянула мне маленький мятный леденец, я взял его и тут же закинул в рот, чуть не забыв снять фантик.

Холодящий вкус на языке помог немного отвлечься, но я думал, что буквально эякулирую, когда самолёт набрал скорость и оторвался от земли. Пришлось зажмурить глаза, всем телом ощущая каждый наклон самолёта, его подъём в воздухе, будто сам я находился снаружи и летел рядом, повторяя движения как дразнящийся мим.

Кто-то спереди похлопал в ладоши будто при посадке, когда самолёт более-менее выровнялся, и в окнах показался уменьшающийся и прячущийся в тумане город. Теперь я смог немного успокоиться и отпустить закостеневшими пальцами подлокотники. Один из них тут же занял Сергей Витальевич, вытянув ноги вперёд. Коротенькому руководителю легко, а вот мне прижглось прятать длинные ноги под передним сидением, чтобы никому не мешать, но при этом больно упираясь коленями. Я закрыл глаза, думая, что усну, но быстро осознал, что сердце бьётся слишком часто, и нет ещё привычки к ощущению полёта. Тем более что он у меня первый за всю жизнь.

Мы будто летели уже несколько суток, и я ужаснулся, когда на часах увидел еле сдвинувшиеся стрелки. Сергей Витальевич давно отстегнул свой ремень и уже громко храпел, широко открыв рот. Кто-то в стороне цыкал каждый раз, когда мой руководитель пытался перебить любой разговор вокруг. Светлана несколько раз бегала в туалет, и мне приходилось поджимать ноги почти до неестественного положения тела. Каким-то образом она перепрыгивала Сергея Витальевича, даже не нарушая его сна.

Свой ремень так и не отстегнул. Прошла пара часов, а я только сейчас начал приходить в себя и перестал обильно потеть. Надо бы вымыть уже грязный платок, но вставать буквально страшно. Я никогда не понимал, как всем вокруг хватает смелости гулять по самолёту, он же так высоко, он трясётся на каждой еле заметной волне воздуха. Меня покрыл холод, надо бы отвлечься.

Раздавали еду. Я отказался, всё ещё испытывая неприятные булькающие ощущения в животе. Аппетит окончательно пропал, когда я увидел, как Сергей Витальевич жадно и быстро ел бутерброд, запивая его соком. Хлеб, пара кружков огурца и тонкий ломтик сыра. Выглядело и правда отвратно.

Стюардесса, очень высокая девушка с синей пилоткой на идеально убранных волосах, пыталась не повышать голос в сторону пассажира. Кудрявый светловолосый иностранец. Он активно махал руками и явно ругался на английском, но даже при моём неплохом знании этого языка я почти не мог ничего расслышать кроме расплывчатых угроз и негодования по поводу багажа. Потеряли, наверное. Хотя, как это вообще возможно?

Самолёт тряхнуло. И Сергей Витальевич даже по-особенному всхрапнул, после чего вернулся в свой обычный режим. Светлана вернулась в очередной раз из уборной и даже не дождалась, пока перестанут мешать мои ноги. Она просто прыгнула на своё место и чуть не свалилась на меня. Самолёт тряхнуло ещё раз, и я схватился за свой ремень, проверив, действительно ли он защёлкнут и как туго.

В салоне стало темнее, свет приглушили зачем-то, и я пытался дышать глубоко и размеренно, но получалось через раз. Над нашими головами загорелось табло «защёлкнуть ремни». И даже проверившись пару минут назад, я опять взял в трясущиеся руки замок. В горле пересохло, и самолёт тряхнуло ещё раз. На этот – очень сильно.

Меня оторвало от места, и я больно приземлился обратно, отбив и без того онемевшую задницу. Светлана невольно вскрикнула, а Сергей Витальевич сматерился сквозь разорванный сон. В динамиках сначала послышался короткий, но громкий свист, а потом напряжённый хриплый голос капитана. Он предложил сохранять спокойствие и не покидать своих мест. Стюардессы все мигом ринулись к кабине, еле удерживая равновесие на ходу. Они пропали за ширмой, но в последний момент получилось разглядеть, как одна из них судорожно свалилась на специальное сидение и тут же защёлкнула свой ремень, закрыв лицо.

Самолёт тряхнуло до безумия жёстко. Люди начали роптать, детский плач витал надо всеми остальными голосами как фоновый, но постоянный звук, из-за которого аж зубы сводит. Сергей, сидя от нас отдельно, постоянно смотрел в нашу сторону и хватался за всё, что попадалось под руку – воротник рубахи, подлокотник, ремень сидения, штанина, редеющие волосы, очки…

Я уверял себя первые секунд пять, что мне показалось. В сгустившихся сумерках снаружи что-то полыхнуло синим, а потом жёлтым, и если синее пропало, то жёлтое только набрало обороты. Самолёт резко накренился в одну сторону, и мне на голову упала кислородная маска.

Блядь!

Я не запомнил инструктаж, просто потому что его не слушал, не мог никак сконцентрироваться. Натянул неаккуратно маску, и в лицо ударил прохладный сладковатый воздух. Или я подумал, что он действительно сладок. Самолёт качало, будто крылья его стали совсем тонкими и болтались на ветру, как перья птицы, залетевшей в центр вихря. Теперь уже окошко, прятавшееся всё это время за головой Светланы, озарилось красным, и я увидел всполохи огня, искры, особенно выделяющиеся на фоне полностью почерневшего неба.