Хан сын Никого - 18 рук Фархада. Восточный миф

© Хан сын Никого, 2022

ISBN 978-5-0053-0532-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В пределах одного вдоха нет места для иллюзий, а есть лишь Путь.

Всё описанное является кошмарным сном, случайно увиденным духом…

По прочтении сжечь в сутре огня.

– Проснись – сухо сказал старик.

Фархад знал, что лучше всё делать быстро и молча, так как его наставник Пир, по крайней мере, он сам его так называл, был скуп на эмоции и чувства.

– Скоро рассвет, и нужно привести свои жизненные центры в норму, – дал наставления Пир.

Фархад был юношей, потерявшим родителей в бесконечных племенных распрях, которых Востоку не занимать… Какое-то время у него получалось выживать при помощи воровства и попрошайничества в Городах Пустыни, но ничто не вечно под солнцем, нескончаемы лишь перемены, частью которых явился он сам, в случае неудачной кражи у одного из торговцев на базаре. Его избили стражники до полусмерти. Побитого вора выкинули за пределы Города, где он долго находился среди песков Пустыни, до самой ночи. Пески Пустыни казались ему песками времени, и, как сказано кем-то в древности: «Когда ученик готов, появляется и учитель». Старик-отшельник подобрал его и забрал с собой.

– Ха-а-а-а-а-а-а-а, – прижимая кончик языка к верхнему нёбу и медленно выдыхая через рот, Фархад начал упражняться в дыхании.

По мнению этого старика с величественной осанкой, дыхание было разгадкой к древним тайнам о взаимодействии Неба и земли. Он объяснял это Фархаду ещё в периоде его лечения, после тех судьбоносных перемен, которые настигли юношу на базаре:

– Осознанный вдох поддерживает связь, – повторял старик побитому вору.

– Я тебя не понимаю, – отвечал Фархад.

– Будь изобретательным, – коротко продолжал Пир.

– Ну и как мне это делать, когда вокруг только песок и мысли? – возмущался юный воришка.

– Изобретательность – это избирательность потоковых знаков пространственного поля. Мы склонны делать движущей силой наши старые уродливые привычки, к выдумыванию которых нас подталкивают с момента нашего рождения, и заполнять ими всё, что нас окружает. А привычки превращаются в шумы, от которых ты не в силах отказаться, только если не научишься их преломлять.

– Что за шумы? – наморщился Фархад. – Я же не всегда что-то слышу, я об этом забываю, даже если постоянно буду об этом думать.

– Шум – не является движущей силой пространственного поля – пояснял старик, – это такая способность твоего ума, ответная реакция на окружающий тебя мир, которую ты неизменно вырабатываешь в потоках своего существования. А, как я говорил раньше, избирательность потоковых знаков пространственного поля, в которых человек сам является знаком для этого мира, порождает изобретательность – умение управлять шумами и приостанавливать их. Коротко говоря, шумы – это твои мысли.

Фархад порой задумывался: «Для чего всё-таки Пир подобрал меня среди Пустыни? Может, он просто заблудившийся путник?.. Может, его тоже кто-то спас от объятий смерти?! Поэтому он живёт один в долине песчаных оврагов. Я ни разу не слышал от него истории о его прошлом, и я хочу узнать». Этими гаданиями Фархад закончил утреннюю подготовку к путешествию, о котором он даже не мог и подумать, и направился с вопросами к Пиру.

– Вот скажи, наставник, почему ты меня спас? Почему не прошёл мимо? И что вообще тебе от меня нужно?

– Ну-у, – протяжно начал Пир. – Тебе нужны ответы?.. У меня их нет. Они есть там, – старик устремил свой рассеянно-облачный взгляд в пустоту вдали горизонта.

– Где там? У кого? – неокрепший юноша начал терять контроль над собой. – И откуда ты вообще? Кто ты?

– Кто я? – медленным басом старик остановил жалобы юного воришки. – Вопрос, давно покинувший мою рассудительную часть ума. Я – никто… У меня нет способов определения своего присутствия в этом мире.

От старика повеяло холодом.

– Оглянись вокруг, где мы сейчас находимся? – расплывающимся басом спросил Пир.

Фархад обернулся на полповорота, и начиная с края глаз каким-то кинжально острым чувством окруживший их лес вонзился в его восприятие.

– Но как?.. Как мы сюда?..

– А-ха-ха-ха-ха-ха-ха, – голос старика стал разлетаться эхом во все стороны и вплетаться в каждый отрезок пространственного поля, который можно уловить взглядом, если не спеша поворачивать голову от плеча к плечу.

Глаза Фархада закрылись от сильного напряжения. В его закрытых глазах проплыли узоры из сплетений тёмно-красных цветов паутины, и, вновь открыв их, он начал осматриваться вокруг. Пира ни где не было. Куча не озвученных вопросов, ещё даже не облачённых в тяжёлую форму слов, оставались без ответа. С чувством переполняющей голову опустошённости Фархад смотрел на кривые ветви деревьев. Рассмотреть можно было только первые три ряда деревянных воинов, которые окружали его со всех сторон. Они держались друг от друга на расстоянии вытянутых подломленных клинков, такими ему казались кривые ветви деревьев. Остальное скрывала глубокая тьма леса.

– Фа-арха-а-ад, – голос из темноты эхом разлетался по лесу, – Фа-арха-ади-ик, – звуки имени юноши накладывались последовательно друг на друга, как будто кто-то пытался выучить новый язык через усиленное проговаривание его имени.

– Я здесь! – выкрикнул Фархад.

Он не понимал, кто его зовёт, но в пустынной темноте этого леса какие-то знакомые звуки были для него попыткой осознать своё место пребывания. Спустя несколько безмолвных попыток сдвинуться с места, Фархад почувствовал глухие вибрации земли. Догадываясь, что, обозначив своё место пребывания ответным криком, он мог навлечь на себя беду, Фархад начал разговаривать вслух:

– Только этого мне ещё не хватало.

Звуки перемещения из темноты усиливали страх.

– Так, что мне говорил этот старик? – нервно шептал себе под нос юноша. – «Избирать потоковые знаки пространственного поля». А я что делаю? Думаю обо всём подряд. Надо это остановить!

Фархад выпрямил спину, и скрестив ладони перед животом, начал дышать.

– Ха-а-а-а-а-а-а-а, – его медленный выдох через рот плавно сменял, предшествующий ему, вдох через нос.

После нескольких дыхательных циклов слух начал очищаться от лишних звуков. Потирание друг о друга сабель древесной когорты стали еле слышны, но шаги или какой-то странный способ перемещения, недоступный человеку, он продолжал слышать, так как ритм шагов был очень рваный – то быстрый, как будто существо имело сразу несколько ног, то медленный – как бы озираясь и перебирая конечностями от слепоты.