Джон Стикли - Вампиры

– Ты никогда не шел на бой пьяным.

– Это да, – кивнув поддакнул Джек. – Но если дела так пойдут и дальше, я начну.

Затем они рука об руку вымаршировали из комнаты. А Кот с Карлом остались и завели беседу с юным отцом Адамом, чтобы выяснить, на что он годен, и немедленно, к великому своему смущению, выяснили: он считает их героями. Нет, вот так: Героями – человечества, церкви, Героями Бога.

Жуть.

Кот мало того что был готов провалиться, так еще и глубоко озадачился. Парень слушал записи, и все еще считает Кота героем? Он знает, сколько раз я бывал перепуган до смерти и как орал? А я ведь орал и на запись. Аннабель говорила, что однажды под гипнозом я как заору! И он так и думает, что я герой?

Кот налил себе еще и с подозрением уставился на молодого священника. И подумал про себя, что святоша, не иначе, замыслил нехорошее.

Карл тоже чувствовал себя ничтожеством. Хоть и не до такой степени, как Кот. Когда ты техник, а не боец, молодой святоша не так мощно пожирает тебя глазами. Хотя, конечно, все равно слишком уж сокрушающее обожание.

Кот с Карлом узнали многое. И прежде всего то, что Адам был хорошим священником и человеком, крепким в вере, со всеми вытекающими, и истым бойскаутом, всегда спешащим на правое дело.

Наверное, слишком уж спешащим, но, может, это и правильно для той дурацкой работы, которой занимается Команда?

Родился будущий отец Адам под именем Адам Ларранс в Беркли, Калифорния, вырос там и пропитался местным духом, а заодно и левыми убеждениями тамошнего молодого священства: теология свободы для народных масс Центральной и Южной Америки, ограничение оборота оружия, запрет смертной казни, освобождение женщин, две мировые сверхдержавы – два одинаковых зла, и, конечно, надо побольше социальной помощи. Но несмотря на все это и плюс к тому убеждение в пользе ненасилия, парень знал, зачем явился сюда: убивать вампиров. Просто убивать. Он не хотел «социализироваться» с ними, получать для них социалку, добиваться для них бесплатной психиатрической помощи или, прости Господи, возвращать их к Нему.

Адам хотел прикончить их, вычистить, стереть с лица Земли.

Он хотел, чтобы их не было.

Чертов недоросль даже выучился стрелять из арбалета. И да, Адам и в самом деле верил в то, что серебряные пули заработают. И, что замечательно, не стал раскрывать причин своей веры. Конечно, он мог и проболтаться, но пока Команде удавалось не впутываться в работу с оборотнями.

Затем парень учинил кое-что еще, удивившее, смутившее и обрадовавшее. Он встал, чтобы идти в туалет, но не пошел сразу, а повернулся и сказал:

– Я хотел сказать, что в аэропорту, когда обсуждали насчет репортера, я вел себя как последний засранец. Я поступил неправильно. Потому я искренне прошу прощения.

С тем и удалился мочиться.

Кот с Карлом молча переглянулись и нахмурились. Затем Карл вытащил из бара еще выпивки, оба принялись отхлебывать и глядеть в пустоту. И молчать.

Адам вскоре вернулся и занял свое место в треугольнике. Священник слегка нервничал и тоже молчал. Наконец Карл посмотрел Коту в глаза и сказал Адаму:

– Если ты с такой легкостью будешь извиняться, тебя будет неинтересно подначивать.

Вернулась Аннабель и сообщила, что они с Карлом уже всё закончили. Кот подумал, что она выглядит чертовски хорошо, учитывая обстоятельства. Да, она слегка бледновата и не в себе, но в общем очень неплохо.

Может, такое и лучше проделывать выпившим. Тут Кот напомнил себе, что она уже отплакала за всех.

Она сообщила о том, что Джек мирно спит и пребудет в таком состоянии еще в точности сорок три минуты.

«Ага! Значит тебе, красотка Аннабель, потребовалось семнадцать минут, чтобы привести себя в порядок перед тем, как идти к нам. Но все равно, Анни, ты отлично управилась. Считай, что я погладил тебя по головке».

Но Кот все равно тревожился о Джеке.

– С ним всё в порядке? – тихо спросил он.

Аннабель удивленно посмотрела на него, затем ободряюще улыбнулась:

– Вишневый, ты же его слышал.

– …Ну да, – поразмыслив, подтвердил он и улыбнулся себе под нос.

– А это кто? – спросил глядящий в витражное окно отец Адам.

Все повернулись и посмотрели. По дорожке ко входной двери брела девушка с очень светлыми волосами, в помятой одежде. Она пыталась одновременно эту одежду разгладить, проверить макияж в ручном зеркальце и пощупать языком зубы, попробовать, чистые ли.

– Ага! – поднимая бокал, провозгласил Карл. – Явилась пресса.

– Репортер? – нервно спросил Адам.

– Угу, – ответил Кот. – Похоже, она провела ночь в машине в ожидании нас. Или в любом случае изрядную часть дня.

– Благослови ее, Боже, – подумала вслух Аннабель. – Должно быть, она отчаянно хочет этого интервью.

Она посмотрела на Адама и добавила:

– Расслабься, дорогой. Мы не скажем ей, что ты священник.

– Ну, если она хороша, то сама выяснит, – заметил Карл. – Лучше уж поставить условие помалкивать насчет этого факта. Как они говорят, не на камеру.

– А если она не станет помалкивать?

– Ну, нам не впервой, – ухмыляясь, заметил Кот.

– Ох, я думаю, она смолчит, – высказалась Аннабель.

– Но если все-таки нет? – упорствовал отец Адам.

– Тогда мы завяжем ей сиськи узлом, – рявкнул Карл и залпом допил. – Причем за спиной. Эй, кто-нибудь собирается ей открывать?

Кто-то пошел и открыл. Кот проводил гостью до бара, предложил выпить. Она отказалась. Она выглядела нервной, растерянной, и…

И, как понял Адам, невероятно красивой. Невероятно красивой, но и хрупкой, а еще, как и сказал Кот, по-королевски величественной. Словно коснуться ее – ужасно и непростительно.

Так странно. Не то, чтобы Адаму она казалась привлекательней и сексуальней священников, но ауру притягательности он ощущал. Боже, какой из нее выйдет замечательный репортер! Люди расскажут ей что угодно.

Он встал, когда его представляли. Аннабель назвала его просто Адамом Ларрансом. Ладонь девушки была прохладной, взгляд казался теплым, дружелюбным, но проницательным, даже давящим. Такое приходит только с опытом и невзгодами. Интересно, откуда они у нее?

Повисла неловкая пауза. Аннабель похлопала ладонью по стулу рядом с собой. Гостья присела. У Адама с чего-то закружилась голова, он пихнул Карла Джоплина. Тот посмотрел на священника, распознал неловкость, затем не слишком натурально изобразил усталую скуку и принялся объяснять девушке, кто такой и что такое Адам и что именно может она написать об этом – если точнее, то абсолютный ноль.

Про возможную судьбу сисек он не упомянул.

Да и не потребовалось. Пусть тут все дружелюбные и вежливые, и она, Даветт, им нравится (это она ощутила сразу). Но она поняла с одного взгляда: предупреждают всерьез. О священнике не писать! Даветт пыталась утешиться мыслью о том, что и не собиралась. Но в любом случае факт: теперь с Командой самый настоящий священник – и это меняет многое.