Таисий Черный - Несколько карт из цыганской колоды

– Чего ты молчишь?

– Ты так говоришь, будто предлагаешь мне капитулировать.

– Ну, в каком-то смысле ты права. Итак, как насчет бессмысленности каких бы то ни было исследований любых внешних явлений?

– Только внешних?

– Разумеется. Изучение внутреннего мира дает практически абсолютные результаты. И где бы ты ни находилась, твой процесс познания никогда не будет прерван.

– Я не знаю, я уверена только в том, что бессмысленно исследовать звезды на твоем острове. Никому это не нужно.

– Вот именно! Никому не нужно! А чья, собственно, оценка тебе так важна? Твоих подруг? Так они ни черта в этом не понимают. Или, может быть, ученый мир сохнет от тоски без твоих открытий? Опять же нет. Уверен, что никто из них даже и не посмотрят в твою сторону, поскольку ты, как известно, университетов не заканчивала. Даже для себя это бессмысленно, ведь не будешь же ты жить на этом острове вечно.

– А, может быть,– Хава хитро усмехнулась, – я когда-нибудь сюда вернусь! Куплю у тебя, скажем, стомиллионный метр бельевой веревки фирмы «Рабинович и его дефективные сыновья», и снова нате вам – уроки смысла жизни по ускоренной программе.

– Никогда. В одну и ту же воду ступить нельзя, как известно. В другой раз ты попадешь на другой остров, и там будут другие звезды. И опять все с начала.

– Что же делать?

– Ты уже все сама поняла. Нет ничего снаружи, есть только внутри. В этом весь смысл. И познание этой сути и есть цель, и есть средство. И если получится, то…

– Что?

Он улыбнулся:

– И это ты уже знаешь. Ты вообще очень быстро все понимаешь, я в тебе не ошибся.

– Что значит – не ошибся? Ты чего добиваешься-то? Кто ты вообще такой?!

– Я – Мессия. – ответил Аристофан и скромно потупился.

– Ай-яй-яй! И как это я раньше-то не поняла! – съязвила Хава.

– А что? Мессия – это тот, чья задача вернуть людей на нормальный путь, который, в конце концов, приведет к свету. Это тот, кто возвращает потерянный смысл бытия. Так?

– А я думала, что Мессия выводит к этому свету целые народы.

– Ну, во-первых, ты не знаешь, скольких я вывел. Во-вторых, кто сказал, что Мессия должен водить за собой толпы? По-моему, это не обязательно, да и время сейчас такое… Индивидуализм доминирует, вот и приходится работать с каждым индивидуально. С каждым, кто еще не совсем потерян.

И в-третьих, кто знает, может быть, твоя задача, как раз и состоит в том, чтобы стать праматерью какого-нибудь нового народа. А моя – подправить, подсказать, и всякое такое, одним словом – осуществление общего руководства. А то, ведь, если не получится, и народ не родится… Кто знает, сколько потом еще ждать?

Хава закрыла глаза и махнула рукой, спорить было как-то тяжело и бессмысленно. Потом она провела ладонью по лицу и, открыв глаза, обнаружила, что опять находится в городе, правда, не совсем в том самом месте, а чуть дальше, ближе к окраине, и тучи куда-то делись, и уже довольно жарко.

– Ты что, меня все-таки обманул? Который час?

– Да неважно – час туда, час сюда – все равно, никто не заметит.

Хава села на камень. Полуденный зной вязко колыхался над пыльной дорогой, убегающей куда-то в холмы. Было пусто и одиноко, и, главное, – непонятно что дальше. Мир рухнул вместе со своим смыслом, и взамен не была построена даже маленькая хижина… И спрятаться было некуда. И нечего было возразить нагловатому Аристофану.

– И зачем я только тогда согласилась?

– Ты что, жалеешь, что ли? – удивился новоиспеченный мессия.

– Не знаю, тогда мне было как-то легче. А сейчас… Ты, вот, говоришь, может быть, и правильно, но для меня это пусто. То, что ты называешь внешним, ко мне приросло, а ты его сейчас оторвал, и стало больно. Просто больно. А взамен ты, вроде как, и дал что-то, но оно не моё, или пока не моё. Меня не учили так жить, чтобы преобладал внутренний смысл, и я совсем не знаю, как изучать то, что внутри.

– Ну, подумаешь, не учили! Всё, что ты ни копнешь внутри себя, все, буквально, может иметь смысл. Вопрос подхода, безусловно, существует, но это дело второе. Главное – понять и решиться. Там почти нет ложных путей. Вот, скажем, сны. Это целый мир, таинственный и полный силы. Но лишь немногие способны его понять и сделать местом своего самопознания. Или, например, желания. Пробовала ли ты когда-нибудь выследить желания?

– Что это значит?

– Это значит – выследить, как охотник выслеживает хищника. Уверен, что нет, и мало кто пробовал. Чаще наоборот – желания выслеживают тебя и подчиняют себе, а бывает, что и убивают.

– Что ты наделал? По сути дела, ты меня вырвал из мира людей, и теперь я одна навечно. Даже если я и встречу кого-нибудь, кто тоже побывал в твоей «хрустальной мясорубке», то все равно ничего не изменится. Внутренним, ведь, не поделишься.

– Это почему же нет? И вообще, что, по-твоему, сближает людей? Может быть, взгляды на жизнь? Или схожесть культуры?

– И это тоже, почему нет?

– Да потому, что все это называется одним словосочетанием – система ценностей.

– И что?

– А то, что после «хрустальной мясорубки», как ты это называешь… Хм… Слово-то какое! У людей неизбежно меняется главное – система ценностей. Ты, вроде как, вырвалась из рабства и теперь тебе просто надо привыкнуть к свободной жизни. Для этого вовсе не обязательно сорок лет ходить по пустыне, хотя тоже придется нелегко. И будут, как и тогда, кликуши, зовущие обратно в рабство, где, в общем-то, хоть и не очень чисто, но тепло, хоть кормят и не очень вкусно, но регулярно, и, главное – есть гарантия минимума и того, и другого. И ты можешь, в общем-то, выбирать между свободой и рабством, но знай, что за спиной – только смерть.

Хава встала и потянулась, подняв руки вверх.

– Пока что, я никуда не двинусь. Ни вперёд, ни назад. А там – посмотрим, может быть, действительно, нужно привыкнуть. Как тебя найти, если что?

– Если что?

– Ну, вопрос какой-нибудь…

– И вопросы, и ответы – внутри тебя. Вопрос не возникает, если ответ ещё не родился. Ищи…– он отмахнулся от назойливой мухи, норовившей сесть ему на лоб.

– Я же, всего лишь, перевозчик с одного берега на другой. Не более того. И ты теперь будешь все удаляться и удаляться от берега, на который когда-то прибыла. И, пойми, ведь глупо, отойдя от места переправы на десятки миль и, встретив развилку на дороге, бежать обратно, чтобы спросить о дальнейшем пути. Гораздо умнее, если не уверена в себе, посидеть на самой развилке и подождать кого-нибудь. Ведь рано или поздно кто-то появится, и тогда, спросив совет, пойдешь дальше. А лучше – не жди никого, а следуй своему сердцу. И тогда ты пройдешь немало путей, и, в конце концов, обязательно придешь к следующей переправе.

Хава хотела спросить: «А что же дальше, за ней, за второй переправой?» Но тут, как недавно на острове, за спиной закричала какая-то птица и Хава обернулась. И словно молния, всё существо пронзила мысль, что её вопрос повис в воздухе и уже можно не поворачиваться. Сойка, пролетавшая совсем рядом, каркнула для порядка еще пару раз, и тогда Хава повернулась снова на прежнее место. Однако, Аристофан не исчез. Он стоял и улыбался.