Гектор Шульц - Фотограф

Я ввалился в квартирку, попутно снеся с тумбы свою кепку и пустую бутылку из-под дешевого рома. Бутылка разбилась, но мне было плевать. Когда топишь в бухле боль, то тебе на все плевать. На хрустящие под ногами осколки бутылки, на стучащего в дверь мистера Вилки, который обрел голос и требовал извинений за свой облеванный твидовый пиджак. На все плевать. Особенно на себя.

Я смутно помнил, как дополз до холодильника. Как достал оттуда холодную банку пива и, неумело открыв её, жадно осушил почти до половины. Я был пьян, но не настолько, как хотел. И я видел себя в зеркале. Понимал. Осознавал, что этот пьяный обсос с больными глазами – я. И от осознания этого факта захотелось пить еще. Хотелось залить себе в глотку все пойло мира, чтобы оно выходило через дыры в моем теле. Чтобы оно плескалось в глазах и лилось через ноздри на загаженный пол. Я почти убил в себе человека и останавливаться не собирался. Наверное, Он тогда меня заметил. И заметил потому, что я хотел, чтобы Он меня наконец заметил и пришел по мою душу. Но Он пришел потом. Не в тот момент, когда я пьяно мычал на диване, пытаясь снять с себя гребаные ботинки. И не в тот момент, когда я проснулся посреди ночи, чтобы выблевать остатки скудного ужина на грязную футболку. Он пришел утром, когда мою голову раздирало и калечило до слез похмелье. Он любил муки. Мои муки Он любил сильнее всего.

– Мистер Вилки оставил тебе записку, – голос у Него бы холодным, сухим и пробирал похлеще самой ядреной и говняной текилы. – Он сожалеет, что не смог вручить её лично и требует от тебя двадцать фунтов за чистку своего пиджака.

– Нн… – я с трудом разлепил губы и подавил тошноту. Во рту воняло так, словно туда табун китайцев посрал и забыл убраться. Минутка борьбы со своими слабостями, и я смог озвучить то, что витало у меня в мыслях: – Нахуй мистера Вилки!

– Полагаю, он тоже так подумал, поэтому чуть ниже сделал приписку, что оставляет случившееся на твоей совести.

Я уловил нотки издевки в Его голосе и, нехотя приоткрыв глаза, уставился больным взглядом на худощавую фигуру, стоящую напротив окна так, чтобы солнечный свет не давал мне разглядеть лицо. Он улыбнулся, и я почувствовал эту улыбку каждой гребаной клеточкой своего тела. Ощущения были такими, словно мимо меня, буквально в миллиметре, промчался здоровенный грузовик. Иными словами, было пиздец как страшно.

– Кто ты такой? – спросил я, еще не зная, что Его нужно выделять в разговоре. Ответ последовал незамедлительно. Что-то холодное и обжигающее коснулось шеи, заставив кровь замерзнуть в венах, хотя мог бы поклясться, что силуэт у окна даже не пошевелился.

– Обращаясь ко Мне, выделяй, пожалуйста, что обращаешься ко Мне. И упоминая Меня в разговоре, тоже следуй этому правилу, – ответил Он и, улыбнувшись, добавил: – А чтобы ты не забывал об этом, Я оставлю тебе маленький подарок.

После этих слов мою шею что-то обожгло. Словно капроновый шнур промчался по коже, со свистом рассекая плоть и заставляя кипеть кровь. Боль была адской, но я почему-то решил не показывать Ему, как мне больно. И боль усилилась. Сначала в тысячу раз. Потом в миллион. А потом я понял, что схожу с ума от боли. Он удовлетворенно хмыкнул, когда мои губы исторгли скотский и позорный стон, щелкнул пальцами, и капроновый шнур с дикой болью исчез. Только сарказма в Его голосе стало больше.

– Надеюсь, это маленькое недоразумение не сильно испугало тебя? Я старался обойтись меньшей кровью, но со строптивыми только так и приходится поступать.

– Ты очень мил, – прохрипел я, щупая шею пальцами. Пальцы наткнулись на что-то жесткое, замерли, а потом расслабились. – Ты испортил мне кожу.

– Поверь, это меньшее зло, – отмахнулся Он, усаживаясь в кресло. Причем по-прежнему делал это так, чтобы солнечный свет из окна не давал мне рассмотреть его лицо. – Шрамы украшают, а шрамы, данные Мной, украшают вдвойне, потому что учат.

– Кто Ты? Ангел? Демон? Дьявол? Белая горячка? – спросил я, кое-как принимая сидячее положение. Рука автоматически полезла в карман штанов и выудила оттуда почти полную пачку сигарет и коричневую зажигалку с логотипом закусочной Хассана. Закурив, я застонал, когда дым, пошедший поначалу не в то горло, вызвал легкую тошноту, но видимо все, что должно было из меня вылиться, вылилось на твидовый пиджак мистера Вилки. Он дождался, когда я докурю, а потом сделал для меня редкую милость. Принес из холодильника банку пива и молча поставил её на столик рядом с диваном. Я повторил вопрос. Он помолчал, закинул ногу на ногу и чуть склонил голову, как бы размышляя над ответом.

– Ни то, ни другое, ни третье. И уж явно не белая горячка, – Он явно был доволен ответом, а я слишком пьян, потому что пиво моментально ударило в голову, стоило сделать глоток. Он заметил это и криво улыбнулся. Почему я понял, что криво? Меня пробрал ебаный мороз.

– Тогда кто Ты? Вряд ли мой глюк. Глюк не оставил бы шрам и не принес мне пиво. Хотя… ничему не удивлюсь.

– Нет, Я не глюк, Адриан. Видишь, Я даже знаю, как тебя зовут, – хмыкнул он. Но я был пьян, чтобы удивляться этому. Кажется, в этом доме каждая безродная шавка и последний торчок знали, как меня зовут. – О, поверь. Я к твоему дому отношения не имею. Я, так сказать, явился сюда, потому что ты отчаянно искал встречи со Мной.

– Ты читаешь мысли, – констатировал я. Он кивнул. – Но я не искал Дьявола.

– Пф! – фыркнул он, снова обдав мозг и душу порцией липкого льда. – Всем известно, что Дьявол – женщина. Разве не об этом талдычат ваши проповедники? Нет, Я не Дьявол. Да и незачем тебе гадать, дружочек. Ты звал Меня, и Я пришел.

– Угу. Не припомню, чтобы я вызывал какого-то фрика-телепата с парочкой ебанутых фокусов в кармане, – усмехнулся я и тут же поперхнулся, когда горло сдавила знакомая капроновая нить. Он заговорил, и в Его голосе не было угрозы. Только какая-то скука и лед. Тонны ебаного льда и мороза. И жег этот лед похлеще адского пламени.

– Пожалуй, напомню тебе о правилах общения со Мной. Уважение и никакого фиглярства. Ты не в том положении, чтобы шутить. Я прославился своим терпением, но оно не бесконечно.

– Ладно, ладно, – я поднял руки, и нить исчезла. – Говнина, конечно, редкостная, но я признаю, что вел себя несколько грубо. Извини.

– Так-то лучше, – снисходительно улыбнулся Он. Лед обжег, но слабо. – Я отвечу на твой вопрос. И даже дам тебе сделать выбор.

– Выбор? – переспросил я.

– Выбор, – подтвердил Он. – Я каждому даю сделать выбор. И ты не исключение, мой пьяный, омерзительный человечек.

– Это звучит обидно, – честно признался я, но Его мое заявление рассмешило. Отсмеявшись, Он щелкнул пальцами, а я, замерев на диване, уставился на фотографию, возникшую в Его руке. Я видел фотографию, но по-прежнему не видел Его лица. Ебаное колдовство! Откуда у Него её фотография?! Я потерял эту фотографию пять лет назад!