Юлия Шаманская - Заманчивое предложение для Маргариты

– Маргарита! – скривился он, – я что-то упустил в твоем образовании, ты не знаешь элементарных вещей!

– Например?– обиженно поинтересовалась она.

– Ты не знаешь, что такое добро!

– И что же это?

– Это то, дорогая, что не имеет к нам, и к нашей деятельности никакого отношения!

– Правда? – удивилась она.

– Это важно себе уяснить,– объяснял он, – потому что, подменяя понятия, ты можешь зайти в другую степь. Оставляя себе, хоть малейшее место для добра, ты не достигнешь ничего. Будешь топтаться на месте, смеша самых ничтожных духов, объясняя им, что ты вовсе не плохая.

– Я поняла! Ты говорил это раньше, но это так трудно. С другими людьми все просто, но с тобой?

– А что со мной? Я твой учитель. Ты меня должна уважать и бояться.

– Но я люблю тебя!

– Возьми себя в руки!– приказал он, брезгливо вытирая слезы, упавшие ему на руку, о платье Маргариты.

– Это невозможно контролировать!– возражала она,– Неужели ты не понимаешь? Неужели ты никогда не любил?

– Нет!– твердо ответил он.

– Даже в юности?– не поверила Маргарита.

– Иди, принеси мне кофе!

О своей юности хозяин магазина, и по совместительству гадального салона «Фэн-шуй» вспоминать не любил. Дело было в девяностые. Тогда не существовало еще влиятельного мага Яриса. Вместо него землю топтал больной юноша, ничего не знающий о своей силе. И этот юноша чувствовал себя глубоко несчастным.

Ярослав родился не слишком здоровым ребенком. А в десять лет заболел так тяжело, что пришлось проходить обучение на дому. Он получил на руки справку от врача, согласно которой учителя обязаны были приходить домой к мальчику и обучать его бесплатно. Начали работать с большой охотой, сочувственно улыбались, и качественно проводили уроки. В конце первого семестра поняли, что термин «бесплатно» родители мальчика воспринимают слишком буквально, и их самоотверженное стремление помочь несчастному ребенку несколько поутихло. Поэтому все школьные воспоминания Ярослава сводились к образам нескольких преподавателей с усталыми и недовольными лицами.

Никто, не врачи, не психологи, не учителя не могли объяснить родителям, что случилось с их ребенком. В раннем детстве он был резвым чернявым мальчишкой. Крепким, задиристым и любящим посмеяться. Он изменился в один день. Стал похож на приведение: побледнел, когда-то пухлые губы втянулись в рот, который больше не смеялся, а еще более почерневшие глаза, производили устрашающее впечатление, благодаря появившейся в их глубине недетской ярости.

Ярослав пугал своим видом не только сверстников, но и взрослых. Учителя перестали спрашивать его на уроках и проверять домашнее задание. Они просили родителей сводить мальчика к врачу. Они даже хотели жаловаться директору, что вынуждены учить явно психически нездорового ребенка. Родители возмущались, но мальчику пришлось покинуть стены общеобразовательной школы.

Жизнь мальчика, а потом и юноши, больного неизвестной болезнью, текла по собственным странным законам, которые установила мама. Например, он всегда ужинал в полдень. Обеденный сон являлся непреложным законом. И не потому, что родители поощряли его, так называемый, инфантилизм (многие врачи считали, что психика молодого человека осталась на уровне 10 лет). С 12.00 по 16.00 зимой, и с 11.00 по 18.00 летом наступало время суток, которое влияло на Ярослава не лучшим образом, как физически, так и психологически. Засыпал он в три ночи. Просыпался рано, в 7-8 часов утра, и мог выйти в ближайший парк на прогулку. В полдень уже спал, задернув все шторы. В дождливое время года он мог позволить себе большую свободу. График установил врач, выявив у ребенка светобоязнь и психическую экзему. Если говорить проще, света он боялся не зря. Полуденное солнце жгло кожу, даже зимой доходило до огромных болезненных волдырей. Солнце влияло и на сетчатку глаза мальчика, минутное пребывание порождало часовую слепоту, к счастью временную. Врач-окулист предупреждал, что игнорирование некоторых правил, например, нахождение на солнце более часа, может привести к выжиганию сетчатки и необратимой слепоте. Нужно сказать, что обычные врачи уже давно отказались от этого сложного случая, Ярославом занимались академики. И дело не в деньгах родителей, у них денег как раз было и не много. Чаще всего ученые сами напрашивались «заняться» мальчиком. За любую символическую плату. Ради научного интереса. Многие начинали писать на его материале диссертации.

Периодически родители мечтали о больших деньгах, чтобы получить возможность отвести сына в Швейцарию, где по слухам, делают самые блестящие операции на мозге. Сын вырос очень похожим на мать, высокую черноволосую красавицу с экзотическим именем Сандра. И совсем не походил на отца, рыжеватого парня, со светлым открытым лицом. Звали его Антон, а Ярослава соответственно Ярослав Антонович.

В юности, красоту Ярослава было трудно заметить. Да и никто не стремился. Зачем нужна красота больному мальчику? Многие врачи занимались Ярославом, и никто не смог поставить ему однозначный диагноз. Гроши по инвалидности он все же получал, и в документах значилась – эпилепсия.

День, который полностью изменил жизнь Ярослава, начался, как тысячи других.

Он проснулся от нежного прикосновения маминой ладони ко лбу. Нехотя открыл глаза.

– Вставай соня! А лекарство – то забыл! Что ж ты, как маленький?

Мама зажгла крошечный светильник над кроватью, в виде свечи и протянула сыну таблетки и стакан гранатового сока. Он послушно выпил и, отмахиваясь от рук, пытающихся, пригладить его взлохмаченные волосы, стал надевать тапки.

Ярослав поплелся через комнату к выключателю, свет зажегся и, воспользовавшись моментом, мама принялась сгребать вещи, разбросанные по всем возможным поверхностям. Юноша нажал на кнопку выключателя исключительно для мамы. Он не любил свет, ни в каких проявлениях и, к счастью, в нем не нуждался, хотя люстру для своей комнаты выбирал сам, как и все остальные предметы обстановки. Эта комната была его крепостью, его любимым местом, и Ярослав очень трепетно относился к вещам, принадлежащим «его миру». Свет железной люстры, окрашенной под бронзу со светильниками в виде свечей, осветил довольно странную для обывателя обстановку. Эта комната могла принадлежать немного тронутой старушке, вообразившей себя сказочной принцессой или ханской наложницей, но никак не молодому мужчине. Поражало обилие разнообразных оттенков красного. Кровать, с подобранным вверх бордовым бархатным пологом, застелена алым шелковым бельем. Тщательно занавешенное окно, поверх темно-красного сукна декорировано, вишневой парчовой аркой и «золотым» шнуром, пол покрывал пушистый «персидский» ковер с тривиальным узором на вишневом фоне. Мебель «под красное дерево», шкафы, этажерки, статуэтки, все это богатство беспорядочно толпилось в самых неожиданных местах. Вся «роскошь» обстановки была настолько явно поддельной, что внушала жалость. Мебель пришлось скупать по старушкам, текстиль мать шила своими руками из заполонивших рынок в девяностые сирийских тканей. Пришлось напрячься, чтобы угодить вкусам сына. Но родители послушно внимали советам (выглядевшим, как приказ) по обустройству его комнаты. А почему бы и нет, ведь туда, кроме них, и привычного ко всему психолога, никто не ходит. Мама переживала из-за большого количества мебели, о которую сынок в своей любимой темноте, может оступиться и расшибить лоб. Но вскоре переживать перестала, – сынок не расшибался. Она не знала, что Ярослав и читает в темноте.