Екатерина Кузнецова - Темная волна. Лучшее 2

– Пока ты сидел, я на границе с Суритском служил. Уж там чего только не бывает. Говорят, денег за колдуна отвалили немеряно, чуть ли не весь общак вычистили. Привезли с месяц назад. Вроде как.

Да, а еще говорят, что доставили тварь в контейнере-двадцатке, исписанном рунами снаружи и изнутри и скрепленном человеческими жертвами. Что самого колдуна выкопали из могилы на Вороньем мысе Суритска, куда путь заказан даже спецподразделениям группы сдерживания. Что колдун скован поясами Богородицы, которые в течение недели оскверняли хулами Отцы культов. Что первые тринадцать Булл Подчинения, которыми Адам порабощал волю колдуна, оплавились и сгорели, едва коснулись нечестивой плоти. Многое говорят.

Санжар кипит:

– От кого слышал?

– От Марата.

– Марат – шестерка. Ему такое точно знать неоткуда. Ссут Адама, вот и выдумывают, как бабки старые. Не было колдуна. Не было и нет. Понял?

Согласно киваю в ответ, но сердце словно сковало веригами. Санжар продолжает:

– Ну вот. Так что можем расслабиться. Есть, на что гулять, тем более. Можно свое дело запустить, с Белеком перетрем на эту тему еще. Он товар возьмет, разведет и реализует. Нам процент. Все отлично будет. А на сегодня по плану отдых.

– Санек, а Алина эта, она рыжая?

– Рыжая, а что? – снова этот взгляд, который я не могу прочесть.

– Ничего. Люблю рыжих просто.

Скребут ногти. Перестук костей.

– Добрый вечер, ребята! – Алина мило улыбается. Волосы, как опавшая хвоя в лесу сегодня утром, озорные зеленые глаза. – Чем вы тут без меня занимались?

– Страдали и плакали, – хмыкает Санжар. – Проходи, угощайся.

На столе в зале виски, вермут и водка. Водку пью я. Уже бутылку в себя влил, но опьянение не пришло, вместо него лишь тупая свинцовая тяжесть в голове. Хотя Санек оказался прав, стало поспокойнее. Пока Алина не пришла. Щелкает каблуками по полу, а я слышу дробный стук костяков. Она подходит к застекленному комоду и рассматривает спортивные награды:

– Ого! А кто у нас тут такой атлет? – блядский игривый голос, даже не старается притворяться.

Кидает вопросительный вгляд на меня. Качаю головой:

– Это не мои, у меня поменьше.

Недоверчиво цокает языком:

– Какой скромный, посмотрите на него.

– Санжар? Может сейчас рванем? – спрашиваю товарища.

Он недоуменно смотрит на меня:

– Куда?

– В Кызыл, к Белеку.

– Не гони, братан, – весело смеется, но сквозит в смехе холодок. – Куда мы такие поедем? И на кого оставим эту красоту? – Подмигивает Алине и щипает ее за задницу. Та наигранно взвизгивает и легонько шлепает Санжара ладонью по груди.

Они сидят напротив меня. Выпивают, переговариваются вполголоса. Я слушаю то, что таится за шторами спальни. В приоткрытую дверь вижу, как они колышутся под легкими порывами летнего ветерка. На секунду мне кажется, что улавливаю какой-то звук на самой границе слуха. Легкое поскрипывание. Шуршание истлевшей кожи. Но меня отвлекает Санжар.

– Ну что, братан? Ты первый или я? – кивает на захмелевшую Алину. Рыжая сверлит меня похотливым взглядом.

– Давай ты.

Они идут в спальню, оставив дверь открытой. Алина скидывает с себя платьице и помогает Санжару стянуть футболку. Его поджарый торс усеян татуировками, и она с деланым восхищением принимается их разглядывать. Уверен, до этого сто раз видела подобные. Все бьют одно и то же. Кости, черепа, руны, защитные знаки. Скоро не встретишь человека с обычным партаком. Интересно, кого эти татуировки реально защитили от Мглы. Наливаю в стакан еще водки, добавляю сверху томатного сока. Алина уже на кровати, Санжар над ней, сосредоточенный, без улыбки. Рыжая говорит:

– Может, позовем здоровяка? Я хочу втроем…

– Кто тебя спрашивает, что ты хочешь? – угрюмо отвечает мой друг.

– Ну, пожалуйста, Санечка, очень хочу, правда-правда.

– Эй, спортсмен? Дама желает тройник! – пропали веселые нотки. Только сосредоточенность.

Играть, так играть до конца. Захожу в спальню. Алина облизывается, и ее пухлые губы растягиваются в улыбке. Стаскиваю футболку и кидаю на подоконник. За распахнутым окном раскачивается ветка тополя, как высохшая кисть мертвеца, да светит вдалеке одинокий оранжевый фонарь.

Верещит звонок в прихожей. Санжар замирает, напрягшись. Я тоже. Алина, запахивается в одеяло:

– Ребята, я быстро. Это, наверное, Мурзик подъехал, час прошел уже. Секунду, – проскальзывает через зал и исчезает во тьме прихожей.

Санжар смотрит на меня, вскидывает бровь. Его тонкие губы растягиваются в улыбке. Понял? Или нет? Что могло меня выдать? Не спускать с него глаз.

Из прихожей доносится голосок Алины:

– Кто? Какая полиция? Какая жалоба? У нас вообще музыка не играет! Точно! Не знаю я, что вы там слышите, нет здесь музыки! Мальчики, – кричит нам. – Тут полиция, говорят, соседи жалуются на музыку! Я дверь открою, пусть удостоверятся?

– Открывай! – горло у меня пересохло, и крик выходит хриплым.

Санжар встает с кровати. Плавно и бесшумно, как хищный зверь, выходит в полумрак зала. Я иду следом, держась справа. Хлопает дверь, вскрикивает Рыжая, и в комнату заходят двое. Питбуль и Аист. Зыркают по сторонам, глаза растерянные и злые. Расходятся в разные стороны, двигаясь к нам. Пистолет у длинного уже в руке, он направляет его на Санжара:

– Не двигаться! Оба на колени, руки за голову!

Я делаю шажок в сторону, к столу, уставленному алкоголем, кладу руки за голову и медленно опускаюсь на одно колено. Ко мне приближается Питбуль. Оружие не достал, уверен в себе:

– На колени, сука! На оба колена! Быстро!

Санжар стоит без движения. Длинный подходит к нему:

– Ты оглох, узкоглазый?

– Представьтесь.

– Что, блядь?

– Назовите фамилии, звания и предъявите документы.

Питбуль коротко бросает напарнику:

– Баба!

Длинный, матерясь, и не сводя с Санжара дула пистолета, вытягивает из коридора оцепеневшую Алину:

– В спальню и не высовывайся! Поняла?

– Поняла, – всхлипывает Рыжая и скрывается за дверью.

Аист то и дело шмыгает носом, близко к Санжару не приближается:

– Видал, Вадос? Все почти так же!

Что так же? Они тоже видели? Бред, какой же бред.

Питбуль хмыкает:

– Начали бы щуплого жать, так все и было бы. Не подходи к нему, он мастер ногами махать. А здоровяк, вроде, пошугливее должен быть. На оба колена, я сказал! – рявкает мне.

Скребут ногти в спальне.

Вадос оценивающе окидывает меня взглядом:

– Ты тупой или упрямый? А, качок?

– Старшина, ты слышал, что мой друг сказал. Документы предъявите.

Питбуль переглядывается с товарищем:

– Будут сейчас вам документы.

Лезет в карман, и через пару секунд в его руке уже потрескивает электрошокер.

Слева к Аисту обращается Санжар: