В. Радзивил - Ёкай

Пространство вокруг заискрилось и вспыхнуло сотней ослепительных лучей. Надвигался огромный монстр со светло-коричневым бородавчатым панцирем, светящимся в темноте. По бокам торчали две клешни, совсем как у рака. Вместо глаз и рта – бесформенные чёрные щели. Бороться с ним, сопротивляться? Куда там? Каори тянуло в глубокую бездну, готовую поглотить всё живое.

Внезапно монстр дёрнулся, принялся неловко загребать клешнями и, набирая скорость, кинулся на Каори. Страх заставил её извиваться, словно угорь. Волосы облепили лицо; подол платья, сковывая движения, путался между ног. Резкий удар клешни отбросил её на склизкий выступ подводной скалы. Жгучая боль охватила всё тело и выключила свет. Каори из последних сил вцепилась пальцами в куст водорослей, не видя ничего вокруг себя. Она знала, что монстр совсем близко, ощущала кожей дрожание воды и слышала бурление из его утробы.

« Великий Сусаноо, позаботься о моём отце». Каори разжала ладонь, скатилась с выступа и исчезла в сгустившейся темноте. Монстр последовал за ней. Из чёрных глазниц глядела сама пустота. Бородавки на панцире выстрелили мутной слизью, которая мгновенно обволокла громадное туловище покрывалом. И вдруг бородавки приподняли веки, и тысячи крохотных глазок с изумлением осмотрелись кругом.

Каори, оцепенев от ужаса, запуталась в лентах ламинарии. Она не пыталась освободиться и просто покачивалась в бурых густых зарослях. Тем временем чудовище, разгребая клешнями водоросли, приблизилось к Каори. Пасть медленно распахнулась. Девушка увидела внутри огромного толстого ребёнка-переростка, который сидел на жаберной дуге в позе лотоса и нетерпеливо хлопал в ладоши. Склизкое розовое тело, всё в жировых валиках, сотрясалось от возбуждения. Пухлые ручки выдернули Каори из ламинарий и встряхнули, как погремушку. Правда, играть с ней оказалось неинтересно – жертва не сопротивлялась. Тогда уродец, обнажая острые зубы, широко разинул рот, с твёрдым намерением раскусить Каори, как редиску, но не успел. Яркая багряная вспышка пронзила толщу воды, и сияние морского монстра рядом с этим потоком света, обжигающим глаза, поблекло. Вдруг из ниоткуда появился гигантский красный Петух! Его волнистый хвост оставлял после себя шлейф золотистой пыли.

Уродец обиженно затряс нижней губой и, спохватившись, забросил Каори в пасть чудовища. Почти всё пространство внутри занимал он сам, так что ей пришлось вжаться в рыхлую слизистую, по пояс барахтаясь в вязкой слюне. По мере того как смыкались челюсти, полоска красного света становилась всё меньше и меньше, как и шансы на спасение. Но вот ярко вспыхнуло золото, и по лицу Каори хлестнуло что-то тёплое и пушистое. Петушиный хвост, догадалась она. Крепко ухватилась за гибкие перья и мгновение спустя уже взлетала, погружённая в мерцающий каскад искр. Сердце колотилось от восторга и волны́ тепла, что исходила от Петуха. Казалось, она спала сотню лет, однако пробудилась и уже совсем по-другому, с интересом, разглядывала необъятные луга изумрудных водорослей, покрытые фиолетовым мхом исполинские камни, ковры извивающейся травы и клумбы разноцветных актиний.

Внезапно в расселине подводной скалы Каори заметила бледно-голубое тельце ребёнка. Скорее всего, показалось, решила она, но тоненькие ручки-хворостинки на фоне мрачных серых камней так и стояли перед внутренним взором. А красная птица поднималась всё выше и выше. Тогда Каори с усилием дёрнула за хвост. Петух, плавно взмахивая крыльями, повернул голову с гребнем-короной и уставился на Каори янтарными пуговицами глаз. Она указала на скалу. Петух развернулся и поплыл вниз.

В небольшой пещерке в ямке из песка действительно лежал голый ребёнок со стеклянным взглядом. Его редкие чёрные волосики веером вздымались над круглой головкой. К лодыжке была привязана грубая верёвка с тугим мешочком песка. Каори с ужасом представила, что будет с этим хрупким тельцем, когда, учуяв добычу, приплывёт морской хищник, поэтому она отогнала стаю мелких рыбёшек и освободила ножку от страшного груза.

Вскоре они вынырнули на поверхность, залитую холодной луной.

***

Сумрачный берег. Серебристый свет полной луны падал на воду длинными блестящими полосами. Каори стояла на коленях, вонзив пальцы в прибрежный песок. Хрипела, кашляла, со свистом втягивала воздух. Лёгкие болели, но вновь дышали, глаза – видели, уши – слышали. Жива. Позади тихо плескались волны, перешёптывались, а впереди виднелась далёкая линия тёмного перелеска, дальше – зубчатая горная стена.

А вот ребёнок не дышал. Каори потрясла его, перевернула на бочок и постучала по спинке. Безрезультатно. С нежностью прикоснулась к ладошке малыша. Его запястье обвила хлопковая верёвочка с бронзовым кулоном в виде стрекозы. «Ведь кто-то любил тебя, кто-то заботился. Что же случилось?» – тяжело выдохнула Каори. Нужно подготовить ребёнка к погребению. Она наблюдала, как хоронят в деревне, но сама в этом не участвовала. В любом случае не бросать же несчастного мальчика на берегу. Он достоин лучшего. Каори растерянно оглянулась. Хоть бы найти небольшой отрез белой ткани для погребального савана! Но берег выглядел пустым и мрачным.

Неподалёку Петух чистил мерцающие золотом крылья. Он был красив и величественен. Когда на хвост набегала волна, её пенная верхушка окрашивалась в алый цвет. Внезапно Каори осенила идея. Она бережно прижала ребёнка к груди и подошла к Петуху:

– Прошу вас, господин, оживите этого мальчика.

Петух пристально уставился на неё оранжевыми глазищами, словно разбирал душу на составляющие. Каори вздрогнула то ли от этого взгляда, то ли от холодного ветра (мокрое платье приклеилось к животу и бёдрам). С чего она вообще взяла, что этот ёкай может оживить мёртвого ребёнка? Откуда в ней столько наглости? Он поднял Каори с морского дна. Разве это не причина для благодарности?

– Простите… Благодарю за то, что вытащили меня из пасти чудовища, – низко поклонилась. Понимал ли ёкай человеческую речь? Был ли смысл с ним разговаривать?

Петух обернулся к морю и замер в ожидании, всматриваясь в густую черноту, туда, где вода сливалась с небом. Казалось, он что-то услышал или увидел. И вот небосвод немного посветлел, и тонюсенькая, еле заметная розовая полоска очертила горизонт. Наступал рассвет.

Петух прыгнул на Каори и выбил ребёнка из её рук. Она в ужасе отшатнулась, во все глаза пялясь на тельце, лежащее на мокром холодном песке. Тем временем ёкай укрыл мальчика крылом и весь как-то сгорбился и скукожился. А когда из-за моря в розовом свете выкатилось солнце на синее хрустальное небо, он закукарекал так оглушительно и громко, что Каори не выдержала и, закрыв уши ладонями, повалилась на землю. Хотелось убежать, спрятаться подальше от этого звука, которым, казалось, можно было разбудить целый мир. В кукареканьи слились воедино и клёкот, и рёв, и рокот, и грохотанье – самая настоящая мука для ушей, длившаяся бесконечно долго. Звук стелился по воде, растекался, потом взмывал ввысь, нарушая безмятежную утреннюю тишину, тревожил иссиня-зелёные вершины деревьев и расшатывал горы.