Улана Зорина - Дар в наследство

И тогда он заорал. Он вопил, не переставая таращиться на вновь гладкую и твёрдую стену. Даже тогда, когда забытый огарок в плотно стиснутой ладони больно ожег ему руку, он не разжал её, не отбросил. В полной темноте, не обращая внимания на топот бегущих в подвал монахов, он дико кричал, срывая горло, и смотрел туда, где только что стоял его лучший и единственный друг, а под ногами растекалась жёлтая горячая лужа.

Как во сне промелькнуло дальнейшее. Злой отец, побледневшая мать. И разом постаревшие рыдающие родители Стаса. Тогда все подумали, что мальчишка заблудился в сырых катакомбах, в которые плавно переходит подвал храма. Так посчитали и про дьяка. И про множество последующих жертв. Но он-то, Мишка, всё знал! Он же своими глазами видел, как друг растворился в стене. А ещё поразила тогдашнего мальчика искусственная, напускная скорбь настоятеля, неужели только он видел, что старик довольно светится, как сытый кот, или всё просто привиделось? Теперь-то он понимает, что нет, не привиделось, но тогда кто мог заподозрить великого Георгия Ботузза в чём-то греховном?

Мгновенно промелькнуло былое горе, оставляя в памяти старика горькое послевкусие.

Приход Сталина к власти, закрытие храма, запрет на службы. Непослушание католиков, жестокая расправа НКВД над прихожанами. Расстрел старого настоятеля. Почётные похороны великого ксендза Георгия Ботуззы во дворе католического храма. Памятная посадка молодого деревца на его могилке и пугливые кучки скорбящих католиков. Никому и в голову не могло прийти, на что пошёл ксендз ради постройки прекрасного храма.

Отец Мефодий вздохнул, вспомнив пыльную кучу хлама, когда храм в 1997 был возвращён католической церкви, и ужас, который он испытал при прочтении маленькой чёрной книжонки – личного блокнота великого первого настоятеля. Каждый пропавший, будь то монах иль ребёнок, стали невинными жертвами безумного старика и чёрной Богопротивной силы. Ах, бедный, несчастный малыш Станислав! Даже сейчас, по прошествии стольких лет, глаза отца Мефодия наполнились жгучими слезами. Теперь только он и дерзкая девчонка знают постыдный секрет безумного ксендза. И он унесёт его с собою в могилу.

Пять фигур, облаченных в белые рясы, с горящими свечками в твёрдых руках окружили оградку с чернеющим деревом.

Зимой быстро темнело, и багровый закат постепенно угасал, провожая тусклое светило за заснеженный горизонт. Вот остался лишь розовый блик, утопающий в сугробе, но и тот постепенно исчез, словно ластиком стертый в тетрадке. Пять балахонов в нетерпении утаптывали снег вокруг почётной могилы. У каждого в руках трепыхался живой огонёк, а на поясе болталась бутыль со святой водой. Тут же стояла и Велиана, держа за руку испуганную Александру. Узнав от подруги, что есть надежда на спасение беззаветно любимого, она изъявила желание поучаствовать в ритуале.

– Как только мы заходим, вы начинаете петь. Нельзя позволить ему помешать нам. – обратилась цыганка к отцу Мефодию. Тот скупо кивнул и властным жестом отослал девушку, дав понять, что всё помнит. Подруги в окружении трёх белых фигур спешно скрылись в костёле. И тут же на улице настоятель затянул свою заунывную песнь. Её подхватили другие, и воздух зазвенел в напряжении, наполняясь энергией силы. Лиана улыбнулась и, подхватив тяжелую кирку, двинулась к призывно распахнутому мрачному чреву подвала. Один из сопровождающих перехватил неуместный для хрупкой ладони увесистый инструмент и властно пошёл впереди. Девушка покорно отступила, узнав в нём того самого молодого дьячка.

Подвал встретил их удушливой тяжестью. Казалось, что весь мрак сгустился, стараясь всячески воспрепятствовать вторжению, не пустить, преградить путь наглым захватчикам. Балахоны тихо запели молитвы, Саша испуганно вздрогнула, теснее прижавшись к подруге, а Велиана ласково зашептала:

– Не бойтесь! Впустите! Мы пришли вам помочь! – и так раз за разом она взывала к растерянным брошенным душам несчастных детей. Вот и стена, так разительно выделялась она среди мрачных соседок. Светлая, ровная, сейчас же она заходила ходуном под неведомой силой проклятья. А монахи лишь громче запели, окропляя пространство священными брызгами. Взлетели кирки и ударили в ровную стену. Детский плачь огласил каменный склеп, птицей вверх взлетел, расплескав пятна плесени, осыпав на головы мелкое крошево. Взвизгнув, Саша панически дёрнулась к выходу, но сдержалась и лишь отошла к противоположной стене мрачного подземелья. Балахоны работали не покладая рук, напевая молитвы, а вокруг воцарилась какофония ужаса. Стена словно вопила, дрожала, сминалась под острыми пиками освященного железа, ещё чуть и она рухнет, погребя под своими останками дерзких вторженцев. Велиана шептала пришедшие извне слова, щедро поливая вокруг из прозрачной бутыли:

«Настал судный час,

Да рухнет темница!

Храни Господь нас!

Пусть сгинет граница!

Пусть души очнутся,

Потянутся к Богу,

От тьмы отрекутся,

Укажи им дорогу.

Пусть пленника явят,

Нам силы придай!

Иисуса восхвалят,

Возносясь в Рай!»

Стена медленно, но верно поддавалась. Теперь уже не ровная и светлая, а испещренная мелкими рытвинами, чёрными прорехами, она проседала с каждым ударом и вот, наконец, осыпалась, открывая клыкастое чрево. Густым облаком взметнулась смердящая пыль, заставив надрывно закашляться, заволакивая чёрный зев ставшей каменной могилы мутными зловонными клубами. Молодой дьяк удержал хотевшую было броситься внутрь высокую темноволосую девушку и сам шагнул в разверстые недра.

Отстранённая властным жестом, Александра в отчаянии заламывала руки. «Он там…» – думала она, лихорадочно соображая: «Он должен быть там!»

Велиана обнимала дрожащие плечи подруги и с улыбкой смотрела туда, где, прижимаясь друг к дружке, растерянно мялись две детские фигурки. Белокурая маленькая девочка и взъерошенный испуганный мальчуган. Своими чистыми наивными глазками они жалобно заглядывали в самую душу. Ворошили эмоции, вытягивая наружу само сжавшееся от боли и сострадания сердце.

Вот показался дьячок, неся на плечах бесчувственного парня, кивком головы он отправил товарищей внутрь, а сам, согнувшись под тяжёлой ношей, торопливо засеменил к выходу. Следом за ним кинулась и Александра.

Медленно выныривая из чёрного зева выдолбленной прорехи, показались и остальные балахоны, неся завернутые в белоснежные тряпицы нетленные останки. Глазёнки призрачных малышей сверкнули надеждой, разлившись по прозрачным радужкам небесной синевой. Как на веревочке, они потянулись за балахонами, с улыбками на губах покидая свой опостылевший каменный склеп. А наверху царило безумие. Пятеро католиков, взявшись за руки, неистово противостояли потустороннему напору. Изломанное дерево острым крошевом металось в кругу бешеным вихрем, впиваясь в руки, царапая лица. Мёртвый настоятель упрямо пытался вырваться и не дать мощам жертв покинуть свою каменную могилу. Развеваясь белыми флагами в такт разбушевавшейся в узком кругу стихии, балахоны плотно опутывали еле державшихся на ногах монахов, словно саваны мумий, норовя свалить с ног, раскрутить и забросить куда-нибудь далеко и надолго, прочь от гнева мертвого настоятеля.