Юэда Снеж - Последняя капля

Вот только трясёт меня от всего этого. Так трясёт, что я, боюсь, вместо поклона Королю под ноги плюну.

В общем, даже думать про это не хочу.

– Хинода, ты меня слышишь? – шипит в ухо Усукори.

– Слышу.

– Раз слышишь, то сегодня, вот прямо сейчас, пойди к Королю, попроси аудиенции. Расскажи, что не мог прийти раньше, что не в теме был, растерялся и… Короче, наплети что-нибудь. И всё. С этого момента ты можешь быть спокоен. Король не трогает тех, кто ему не мешает. Ты меня понял?

– Понял, – говорю я, а сам приглядываюсь к лестнице, мимо которой мы сейчас проходим.

На ней стоят два парня. Один высокий, длинноволосый. Я знаю, что он пятикурсник, что его зовут К ёда 5 5 К ё да – с японского «kyōda» – сильный удар. и что он из свиты Короля. Другой – незнакомый, коренастый, коротко стриженный. Он о чём-то воодушевлённо говорит Кёде. Тот лениво слушает, потом жестом затыкает крепыша и мотает головой в сторону проходящего мимо них мальчишки-первокурсника. Я точно знаю, что он первокурсник, сталкивался уже с этим большеглазым пацаном в столовой, разговаривали. Даже фамилию знаю – Хиц удзи. 6 6 Хиц у дзи – с японского «hitsuji» – овца.

Крепыш энергично кивает и разворачивается к первокурснику.

И тут я понимаю, отчётливо понимаю, что сейчас будет. Что Кёда приказал сделать этому стриженому!

Сейчас, на глазах у всех, он столкнёт Хицудзи с лестницы. Просто столкнёт, и никто ему ничего не скажет, не сделает.

Что это? Очередной ритуал? Проверка на вшивость? Посвящение? Понятия не имею! Зато точно знаю, что, если Хицудзи упадёт с этой лестницы, он может не встать. Он может запросто свернуть себе шею!

В одно мгновение оказываюсь на середине лестницы и в последний момент успеваю остановить руку стриженого. Руку, которая уже почти схватила мальчишку. Стриженый смотрит на меня непонимающе, а потом глаза его наливаются гневом.

– Ты чего? – шипит он, пытаясь вырвать руку, и даже не понимает, что я его от возможного убийства спас. Придурок!

– Ничего, – в ответ шиплю я и отталкиваю его.

Он отлетает к перилам, со страхом смотрит на Кёду. А я на Кёду не смотрю. Я подталкиваю Хицудзи в спину и шепчу ему:

– Беги давай.

Хицудзи срывается, будто ветром подхваченный. Я тоже стараюсь побыстрее спуститься. Случайные свидетели смотрят на меня украдкой и быстро отводят глаза. Только два человека не отводят.

Первый – Кёда. Его тяжёлый взгляд чувствую затылком.

Второй – Усукори. Он смотрит на меня с выражением полной растерянности, смотрит как на обречённого.

– Ну ты и дурак… – говорит он и замолкает.

Я и сам понимаю, что дурак. Но сделанного не воротишь.

Прошла почти неделя с того дня, как я спас Хицудзи. Слухи об этом распространились моментально, и однокурсники перестали со мной разговаривать, боясь привлечь к себе внимание Короля. Только Усукори продолжает общаться. Больше ничего не происходит, Король не спешит с «наказанием». И это напрягает. Он что, решил помучить ожиданием, чтобы потом удар вдвойне больнее показался?

Дурдом, а не институт. Сваливать отсюда надо. Сейчас уже не получится, придётся перетерпеть до конца триместра. Не знаю, как здесь продержусь, но продержаться нужно. Сама учёба не сложнее обычного, но вот обстановка… Эти дурацкие правила, Король… Я постоянно чувствую себя под прицелом. На занятиях сосредоточиться не могу. Вот и в библиотеке просидел бог знает сколько, потому что никак не мог сконцентрироваться на статье.

Выхожу в коридор. Здесь ни души, белые лампы высвечивают блики на полу и окнах. На улице темно, идёт дождь. Он заливает стёкла, и вода бежит беспрерывным потоком. Торопливо сбегаю по ступеням, представляя, как сейчас придётся нестись в общежитие, а зонта-то нет. Спускаюсь на третий этаж и тут кожей, нервами ощущаю, что кто-то подходит сзади. Инстинктивно группируюсь. И вовремя.

Сильный толчок в спину бросает меня вниз, на рёбра ступеней. Хищный камень врезается в тело, я качусь, кувыркаюсь и безвольно шмякаюсь на площадку между этажами. Боль вгрызается в меня, заполняет каждую клеточку. Перед глазами белёсый шум, а воздуха не хватает даже на вдох, не то что на крик.

Вот, что ждало Хицудзи. Будь он на моём месте, лежать бы ему со сломанной шеей. А я вот жив. Жив.

Только бы не потерять сознание.

Меня подхватывают в четыре руки, припирают к стеклу. Перед глазами появляется усмехающееся лицо Кёды.

– Хинода Кис эки, за неповиновение Королю ты будешь наказан, – будто сквозь вату слышу я. – Генх ая. 7 7 Генх а я – с японского «hayai ken» – «быстрый кулак».

Лицо Кёды сменяется лицом стриженого пацана. Лицо в синяках и ссадинах. Лицо сосредоточено и озлоблено.

Секунда промедления, а потом я получаю удар в живот. Потом ещё и ещё. Меня бьют ногами. Яростно и жестоко. С каждым новым ударом теряю чувствительность и уже почти ничего не ощущаю. Только тупые толчки.

Нормальный человек уже давно бы потерял сознание. Нормальный человек уже, возможно, испустил бы дух. А я держусь. Вишу в руках палачей и держусь.

Нет, больше не вишу. Сползаю по стеклу, как вода за окном.

– Достаточно, Генхая, – слышу далёкий голос Кёды. – Ты доказал, что достоин стать приближённым. Я сообщу о тебе Королю.

Неужели это всё? Неужели это конец пыткам?

Но меня снова вздёргивают, поднимают за грудки, и я опять вижу лицо Генхаи. Теперь оно искажено безумием ликования.

– Слышал, придурок? – орёт он. – Меня взяли в свиту! И я тебя урою, козёл, потому что из-за тебя!..

Генхая ревёт бешеным вепрем и со всего размаха толкает меня в окно.

И оно не выдерживает.

Я слышу треск. Отчётливый, громкий треск. Этот звук подобен грому. Он заполняет собой всё слышимое пространство. Стёкла режут меня. Я режу воздух.

Так уже было однажды. В пять лет. Я помню. Было.

Меня уже кидали в окно, я расшибал собой стекло, падал. И точно так же, как сейчас палачи, кто-то смотрел на меня и тогда. Я знаю – это было на самом деле. Только вот лицо того, кто смотрел, никогда не мог вспомнить.

А сейчас вспоминаю.

Лица палачей странным образом соединяются в одно – в лицо отца.

Он разозлился тогда на что-то и в ярости швырнул меня в окно.

Он убил меня.

Первый раз.

Хотя мама рассказывала, что я родился уже мёртвым, а потом произошло чудо.

Чудо…

Глухой удар обрывает мысли. Жду тишину, жду пустоту, в которой висел в тот, в первый раз. Но она не приходит. Впрочем, боль тоже не спешит.

Я умер и одновременно с этим жив.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.