Татьяна Корсакова - Шепот Гремучей лощины

– Ты видишь на мне раны? – Дядя Гриша посмотрел на него очень внимательно.

– Может быть, они под одеждой! – Сказал «А», нужно говорить и «Б»!

– Что ты несешь, блондинчик?! – вскинулся Митяй, но дядя Гриша остановил его взмахом руки.

– Все в порядке, сынок. Он правильные вопросы задает. Вспоминай, Сева! Тех девочек из башни вспоминай. Были на них раны?

Ему и вспоминать не нужно, до сих пор все перед глазами. И прозрачная кожа, и раны на запястьях.

– Тебе нужны доказательства, что я не один из них. Понимаю.

– Вы пропали. Ольга Владимировна сказала…

– Все хорошо, парень. Не надо оправдываться.

Дядя Гриша принялся стаскивать с себя сначала пальто, потом рубаху, а потом и штаны. Оставшись в одном исподнем, он встал перед Севой сначала лицом, а потом спиной.

Имелись на его шкуре раны. И раны, и ожоги, и следы от порезов. Эх, видать, жизнь у него была интересная… Но тех особенных ран не было. Сева проверил. Несмотря на негодование Митяя и острое чувство стыда за собственное неверие, проверил.

– Убедился? – спросил дядя Гриша, натягивая обратно штаны.

– Откуда крови столько? – Это не было извинением, но прозвучало именно как извинение.

– Это того, другого. Упыря из лощины. Нет его больше, покончено с ним. Скажи, Сева, как думаешь, доверила бы мне тетя Оля свою зверюшку трехглавую, если бы я был одним из них? Наказала бы мне защищать Танюшку?

Сева подумал. По всему выходило, что дядя Гриша был и оставался человеком, но душу все равно что-то грызло, что-то смутное и тревожное.

– Он от монстры нас защитил! – сказал Митяй с вызовом. – Слышишь, блондинчик?! Если бы не мой батя, от нас бы только косточки остались!

И ведь правду сказал. С этим и не поспоришь. А может и не надо спорить? Вот он, дядя Гриша, нарезает хлеб, зажав папиросу в зубах. Теперь им проще будет искать Таню. Теперь у них точно появится какой-то план.

– У вас есть план, дядя Гриша? – спросил Сева с надеждой.

– У вас есть план, дядя Гриша? – спросил его Сева и посмотрел так, что впору отвернуться, чтобы не выдавать собственную растерянность.

– Есть, – сказал Григорий, последней затяжкой докуривая папиросу. – Сейчас передохнем и по свету тронемся в путь.

– Куда?

А он настырный, этот пацаненок. Знал бы Григорий куда, уже бы давно там был.

– Пока из болота выберемся, заглянем в Видово, поспрашиваю там кое-кого.

– Тани не будет в Видово! В город нужно идти!

Настырный и упрямый…

– Сначала в Видово, а потом в город, – сказал Григорий, как отрезал. В их маленьком боевом отряде должен быть только один командир, и это точно не семнадцатилетний пацан. – Митяй, ты как себя чувствуешь? – Он протянул сыну кружку с вином.

– Папирос пожалел, а вином угощаешь? – усмехнулся Митяй. И когда успел повзрослеть? Ничего от прежнего мальчишки не осталось…

– Говорят, красное вино хорошо при кровопотерях. Я же тебе немного, самую малость.

– Кто говорит? – Митяй осторожно понюхал кружку.

– Да так… был я с одним фельдшером знаком. Много он интересного рассказывал. Пей, сына.

Митяй выпил вино залпом, как самогон. Выпил, поморщился почти с отвращением.

– Тебе не предлагаю. – Григорий посмотрел на Всеволода. – Комсомольцам противопоказано.

Всеволод тоже усмехнулся и тоже совершенно по-взрослому. Вот так, всего за пару недель мальчики превратились в мужчин.

– Ты вон лучше сала поешь и мяса. Я такого вкусного мяса лет пять не ел.

На самом деле вкуса мяса он не чувствовал, как не чувствовал и острого голода. Вот табачный дым ощущал, как раньше. И вино приятно пощипывало небо. Может, не все еще потеряно?

Сева послушно взял краюху хлеба с уложенными на него кусками мяса, так же послушно, с отстраненным выражением лица принялся жевать. Наверное, тоже не чувствует вкуса. Только по другим причинам.

– А с монстрой что будем делать? – После выпитого вина щеки Митяя чуть порозовели.

– Я пока не решил, но сдается мне, пользы от него будет больше, чем вреда. Какая-никакая, а защита.

– Какая-никакая… – хмыкнул Сева.

– Он обратно под землю не уйдет, пока Танюшку не отыщет. Это я про него уже понял. А он понял, что со мной ее отыскать будет легче. Я ж говорю, умная тварь.

– И приметная. – Митяй выглянул в окно, поежился.

– Разберемся. В город его с собой не потащим – это ясное дело, но в лесу и в лощине он нам еще может пригодиться. Ну, наелись? – Он обвел пацанов внимательным взглядом. Те кивнули в ответ. – Тогда пайку я убираю. Неизвестно, сколько нам еще придется…

– А он чем питается? – спросил Сева, кивнув в сторону окна.

– А он уже на неделю вперед наелся. – Перед глазами встала сначала казарма, потом разгромленная, залитая кровью гостиная. – Может, даже на годы. Ладно, ждем, когда рассветет, и выдвигаемся.

– Вы отдохнуть не хотите? – снова спросил Сева. – Вы же тоже больше суток на ногах.

А и то верно! На ногах он давно. Вот только ни усталости, ни сонливости не чувствует.

– Прилягу, пожалуй. Через пару часов меня разбудите. И это… без меня пока на двор не ходите. Горыныч – зверюшка умная, но мало ли.

Пару часов он не проспал, а пролежал с закрытыми глазами, прикидывая, как быть дальше, где искать Танюшку. Интуиция, которая до сегодняшнего дня его не подводила, говорила, что искать долго не придется, не уйдет упырина фон Клейст далеко от Гремучего ручья. Слишком уж место хорошее для таких, как он. Да и не только для упырей, если уж начистоту. Тетя Оля в лощине тоже изменилась, помолодела вроде как. И силы ее колдовские именно тут проснулись. Что-то не припоминал Григорий раньше никаких особых сил. Проницательность же не в счет. Училки все проницательные, работа у них такая. И фон Клейст не просто так в усадьбу приперся. Значит, нужно ему что-то. Не только от Танюшки нужно, но и от самого этого места.

Григорий размышлял, а пацаны молчали. За все время, что он притворялся спящим, не перекинулись ни единым словом. Эх, не выходит у них дружбы…

Ровно через два часа Григорий открыл глаза, сказал нарочито бодрым голосом:

– Ну все, ребятки, перекемарил!

Встрепенулись сразу оба. Видно, замаялись сидеть в тишине и неизвестности. Лучше бы сами поспали. За окном все равно еще тьма египетская, светает на болоте долго.

– Выдвигаемся? – тут же спросил Сева.

– Что, не терпится? – Григорий сунул ноги в сапоги, вытащил из кармана пачку папирос.

– Время не терпит, дядя Гриша, – сказал пацан очень серьезно.

– Ну, раз время не терпит, тогда сейчас чайку хлебнем и в путь!

В темноте он нынче ориентировался неплохо, видел не с кошачьей зоркостью, но тоже ничего так. Да и места здешние знал хорошо, сколько раз хаживал сюда с дедом. Если тронуться в путь прямо сейчас, то к рассвету они будут уже в Видово.