Татьяна Корсакова - Гремучий ручей

Пропуск проверяли со всей тщательностью. Пока проверяли, Ольга стояла смирно, продолжала прикрываться дамской сумочкой, поправляя поля фетровой шляпы. Да, она нарядилась. Сейчас даже самый внимательный наблюдатель не признал бы в ней испуганную старуху с площади перед эшафотом. Хорошие вещи способны изменить облик женщины до неузнаваемости. А у Ольги были хорошие вещи. Так уж вышло, что проблем с деньгами не имела ни баба Гарпина, ни она со своими девочками. И на жизнь кое-что осталось. На жизни нескольких поколений, если уж быть до конца честной. Откуда это все, Ольга не знала, но надеялась вспомнить. С каждым часом память подсовывала ей все больше и больше воспоминаний, а голос бабы Гарпины звучал в голове все глуше и глуше. Она еще подсказывала, наставляла, но чувствовалось, что это ненадолго, что очень скоро она покинет Ольгу навсегда, и придется самостоятельно принимать нелегкие решения. И придется становиться для Танюшки той, кем была для нее баба Гарпина.

– Идите к дому. Вас ждут, – сказал один из волкодавов, возвращая ей пропуск. Взгляд его не то чтобы смягчился, но сделался не столь подозрительным. Начало положено…

А за воротами начинался настоящий эдем. Пока еще по-мартовски скупой на тепло и солнце, но уже ухоженный, очеловеченный. Изящные изгибы очищенных от снега дорожек, аккуратно подстриженные кусты, отключенный по случаю зимы фонтан перед домом, который Ольга, оказывается, тоже почти забыла. Было в этом доме что-то нездешнее – и в архитектурном смысле, и вообще. То ли дом, то ли замок. Но не тяжеловесный, толстостенный, призванный охранять покой своих хозяев, а изящный, стремящийся вверх к пока еще низкому мартовскому небу. Не чистая готика, но что-то близкое, чуждое тому, к чему привыкло местное население. Оттого, наверное, и относились к усадьбе всегда с опаской. Или не только от этого, но проще думать, что причина – в архитектуре, а не в событиях, что происходили тут много лет назад. Вот оно – восточное крыло. Следы огня уже почти не заметны на каменных стенах. Если только знать, куда смотреть. Если только приглядываться. Дом, словно живой организм, затянул раны, нарастил новую каменную шкуру и сейчас подозрительно следил за Ольгой несколькими десятками окон.

А она вспомнила! Она помнила и вот эту, увитую девичьим виноградом стену, которая по осени полыхала огненно-красным, и вот это широкое крыльцо в три ступени. И клумбу-розарий перед парадным входом. Розы давно вымерзли без должного ухода и укрытия, а те, что не вымерзли, одичали и измельчали. Сам дом тоже одичал и затаился, словно не доверял новому хозяину. А может и не доверял. Он столько всего пережил, столько вынес – этот удивительный дом! Может, ему было лучше одному, без назойливого внимания людей?

Ольга остановилась перед дубовой дверью, протянула руку к медному кольцу, но постучать не успела. Дверь открылась сама. С той стороны стояла старуха. Ольга и себя-то давно не считала девочкой, но женщина, кутающаяся в пуховую шаль, была именно старухой – сухой, сморщенной, со строгим пучком седых волос и горделивой осанкой. Чего ей стоило держать спину прямой, Ольга понимала. Одна лишь эта сила воли вызывала уважение.

– Вы к Отто? – спросила старуха на немецком, словно была уверена, что Ольга должна понимать этот язык. И по тому, как по-свойски она называла фон Клейста по имени, становилось понятно, что она не простая прислуга, что она на ступеньку выше. А то и на несколько ступенек.

– Здравствуйте! – Ольга поздоровалась, попыталась улыбнуться, но не смогла. Слишком уж внимательным, слишком острым был взгляд старухи. – Да, я к господину Отто фон Клейсту. У меня есть пропуск. – Она потянулась к сумочке, но старуха нетерпеливо махнула рукой и сказала, продолжая сверлить Ольгу взглядом:

– Не нужно. Если вы прошли контроль…

Как это беспечно со стороны старухи! Да, Ольга прошла контроль, но ее не обыскали. Лишь осмотрели сумочку. При большом желании оружие можно спрятать в одежде.

В темноте за спиной старухи вспыхнули две пары глаз, а потом Ольга увидела псов. Крупных, поджарых, остромордых – опасных. Псы безмолвно оскалились, а старуха положила ладони им на головы и ласково сказала:

– Деймос, Фобос! Спокойно, мальчики.

Да, оружие бы не помогло. По крайней мере, холодное. Наверное, и пистолетом Ольга не успела бы воспользоваться.

– Интересные клички. – Ольга все-таки нашла в себе силы, чтобы вежливо улыбнуться. Она не боялась собак. Ни сейчас, ни в детстве. Она вообще мало чего боялась после рассказов бабы Гарпины. Все самое страшное осталось там, в рассказах. А жизнь – это всего лишь жизнь. Так ей думалось до тех пор, пока не началась война…

– Вам так кажется? – А старуха не улыбалась и впускать Ольгу в дом не спешила.

– Фобос и Деймос… – Ольга пожала плечами. – Это очень… тонко.

Она сомневалась, что эту старуху можно пронять банальной лестью, но клички и в самом деле были такие… со смыслом, очень подходящие этим черным псам.

– Есть еще Гармония, она сейчас с Отто. Проходите в дом. Кстати, как вас зовут?

Ольга перешагнула порог, представилась.

– Можете звать меня фрау Ирма. Если Отто решит вас оставить. – В том, что сказала старуха, не было ни насмешки, ни презрения – простая констатация факта. Ольгу могут оставить в Гремучем ручье, могут вышвырнуть за дверь, а могут скормить мифической четвероногой тройке: Деймосу, Фобосу и Гармонии [1] Фобос (др. греч. «страх»), Деймос (др. греч. «ужас»), Гармония – в древнегреческой мифологии одни из детей богини любви Афродиты и бога войны Ареса. Фобос и Деймос, согласно мифологии, сопровождали Ареса на полях сражений. . – Следуйте за мной и постарайтесь не делать резких движений. Мальчики этого не любят.

Мальчики следили за Ольгой такими же внимательными взглядами, как и фрау Ирма, но, в отличие от старухи, были готовы в любой момент ринуться в атаку. Справилась бы с ними Ольга? Она не знала, поскольку не задумывалась, сработают ли ее способности на зверях. Нужно будет как-нибудь проверить. Если фон Клейст решит оставить ее в Гремучем ручье.

Вслед за старухой Ольга пересекла просторный и гулкий холл, который не успела толком рассмотреть, поднялась по дубовой лестнице на второй этаж, свернула в узкий и слабо освещенный коридор. Коридор вел в западное, отреставрированное еще до войны крыло. Эхо их шагов гасила толстая ковровая дорожка, в сумраке коридора казалось, что фрау Ирма не идет, а скользит по ней, не касаясь ногами пола. Или это не из-за сумрака, а из-за по-кошачьи плавных, выверенных движений? Порой старуха вовсе не казалась старухой. Со спины ее даже можно было принять за юную девушку.

Они остановились перед плотно запертой дверью. Прежде, чем войти, фрау Ирма постучала. Но это был короткий формальный стук, не предполагающий ответа. Теперь по иерархической лестнице она поднялась еще на пару ступеней. Не прислуга. Точно не прислуга.