Ноэми Коул - Видение

– Но этой девушке уже почти семнадцать лет, она скоро станет совершеннолетней и наконец… Кхем. Извините, ради всего святого, но я никак не могу рекомендовать её вам. У нас много чудесных, покладистых девочек. А эта… эта особа опасна и для себя, и для общества.

– Могу я полюбопытствовать, чем же опасна для меня собственная племянница? – уже не скрывая улыбку, поинтересовался мужчина и протянул паспорт. – Я совсем недавно вернулся из сильно затянувшегося путешествия, о коем, если вас заинтересует, с готовностью поведаю впоследствии.

Директриса была бы менее изумлена, если бы стоящий перед ней объявил себя сатаной. Вероятнее всего, в этом случае она даже сочла бы развитие событий вполне закономерным. Но видеть перед собой человека, несомненно, являющегося тем, у чьих инициалов стояла пометка «ПБВ», то есть пропавшего без вести, и понимать, что он избавляет её от всех проблем, преследующих её последние несколько лет, знать, что ребёнок попадёт, очевидно, в хорошие руки, к родственнику… Все преграды для удочерения самой бедовой девушки детдома рухнули в её глазах мгновенно.

– Вот её дело.

С сияющим лицом женщина передала Максиму Алексеевичу туго забитую папку. Помимо общей карты здесь хранились доносы и прошения воспитательниц, детей и даже несколько личных записок представителей органов правопорядка. С весельем, изрядно поразившим Крыльцову, прочитав несколько из них, он протянул взамен все свои документы и задумчиво перелистал ещё пару жалоб, пока директриса проверяла наличие необходимых документов, копаясь в папках с абсолютно всеми бумагами – от кадастровых паспортов недвижимости до флюорографического снимка. Обычно данный процесс протекал вовсе не так быстро, но теперь, окрылённая мыслями о скорейшем освобождении от Лили, женщина нашла всё, что было необходимо, буквально за четверть часа.

– Вы её не позовёте? – недоумённо поинтересовался мужчина, забирая назад лишние документы. – И разве она не вправе решать, отправиться ли ко мне или остаться здесь?

Глаза Крыльцовой таинственно сверкнули, а её губы изобразили вежливую улыбку, тогда как она готова была заплясать от радости на рабочем столе:

– Что вы. Она так хотела попасть в родной дом, что о таких мелочах и говорить-то не стоит. Я пока позабочусь о передаче дела в суд… Органы опеки возражать не будут, в этом я убеждена, но окончательное решение о признании удочерения выносит суд.

– Могу ли я, в таком случае, забрать её до судебного разбирательства? Я прошу об этом исходя из соображений о том, что она, и вполне разумно, может не поверить во внезапное возвращение родственника. У меня, по крайней мере, будет возможность доказать ей свою доброжелательность.

– Разумеется. Сейчас мы её пригласим.

Директриса едва ли не выбежала за дверь и, поймав первую же воспитательницу, сообщила ей счастливую весть. Обе женщины со сдержанными лицами прошли мимо кабинета и, будучи уже шагах в десяти от него, одновременно подпрыгнули на месте с восторженным вскриком. Из невинного любопытства проследивший за ними Максим Алексеевич невольно фыркнул, покачал головой и вновь вернулся к чтению.

Спустя десять минут в кабинет втолкнули Лилю, отчаянно сопротивляющуюся и почти испуганную. Она знала, как к ней относились старшие в приюте, и подозревала, что когда-нибудь они всё же наймут кого-нибудь, чтобы он увёз её и положил конец страданиям администрации детдома, закопав её хладный труп где-нибудь в лесной глуши и присыпав порохом с чёрным перцем. Однако она и представить не могла, что они всерьёз на такое способны. Но вот он стоит и оценивающе смотрит на неё своим пронзительным взглядом… «Наверняка навскидку вычисляет, сколько метров в глубину копать надо и сколько будет весить мешок со мной…» – пронеслось в голове девушки. Пошатнувшись, она медленно сползла в кресло и мёртвой хваткой вцепилась в подлокотники. Признать в этом высоком и явно не слабом мужчине с заинтересованным взглядом, казавшимся её сейчас испытующим, своего «дядю ПБВ» она не могла и скорее поверила бы, что просто какому-то чудаку захотелось, чтобы ему под старость лет было кому стакан воды подать.

– Лилиана Алексеевна, вас имеет честь лицезреть ваш…

– Недалёкий родственник? – неуверенно перебила его девушка. Директриса ахнула и злобно одёрнула её, но Максим Алексеевич лишь усмехнулся.

– Такой ли недалёкий, как вы полагаете? Я брат вашего покойного отца, Максим Алексеевич Осанин. Признаюсь, мне так и не довелось до этого дня узнать, что из-за моего безрассудного поведения и желания скрыться от всех меня не смогли найти, чтобы передать печальную весть и сообщить, что без должного крова осталось столь прелестное дитя. Однако позвольте всё исправить и водворить вас в ваше родное имение, которое, должно быть, вами уже забыто.

– Легенда слабовата, – прищурилась Лиля, глядя на него исподлобья. – С чего бы вдруг вам сюда возвращаться? По родственничкам соскучились? И с какого мне верить в то, что вы так долго шлялись по странам, а сейчас трындите на чистом русском, да ещё и как по книге?

– Рано или поздно ностальгия всегда одолевает: сама ли или по воле случая. Я овдовел на чужбине, и мне захотелось обрести покой души здесь. Как оказалось, место для такой цели я выбрал не самое удачное, и всё же стало ясно, что мне стоило вернуться – хотя бы ради того, чтобы повстречать вас. Что же касается моей речи, то беспокойства она вам доставлять не должна хотя бы по той простой причине, что, уезжая, я с собой, и весьма кстати, взял едва ли не четверть отцовской библиотеки и на протяжении всех лет побуждал себя читать не менее десяти страниц в день. Случалось, что я забывал русские слова, но после смерти Марго мне совершенно нечем было заняться – и я вернулся к поглощению таинств родного языка.

Пусть она и не помнила, как выглядел её отец, Лиля почему-то убедилась в том, что они с братом должны были быть очень похожи. Красивое лицо, благородная осанка, «словно штык воткнули», плавная приятная речь с лёгким акцентом и некоторыми ошибками в ударениях, видимо, достаточно откровенная, потому что директриса с заведующей, за которыми краем глаза следила девушка, постоянно недоумённо переглядывались, будто спрашивая друг у друга, к чему он всё это рассказывает… «Слишком нализанный. Наёмник-то выглядел и вёл бы себя иначе. Может, взаправду дядя? Или задабривает, чтоб шуму не наделала и не сильно брыкалась?»

Приглядевшись внимательнее, девушка заключила: зла ей этот мужчина не желал. Либо был превосходным и очень дорогим актёром, на работу которого управляющие не насобирали бы, даже если бы скинулись всем детдомом. Открытый дружелюбный взгляд, пусть и сильные, но явно мягкие руки, непригодные для оружия и лопат, опрятный и явно дорогой костюм, длинное пальто, в котором было бы неудобно бегать, изящная шляпа, которой уж точно не нашлось бы места на голове её потенциального убийцы, чистенькие сверкающие туфли… Даже если всё это превосходная маскировка, Лилю одолело любопытство и страстное желание поверить в сказку. И при самом ужасном раскладе у неё ведь ещё будет шанс спастись, верно? Если он не в засаду её поведёт, конечно же.