Алексей Лукин - Спаси и сохрани

И так семь раз.

Но самая жесть началась на следующий день, когда ещё рано утром к хозяйке дома заглянула соседка Антонина Родионовна.

– От нынче молодёжь пошла! Совсем старших не уважають! – восклицала Антонина Родионовна, намазывая на хлеб малиновое варенье. – Мы вот в своё время-ти пионерами были, тимуровцами. Ходили по домам, по квартирам. Надо, не надо – а всё равно помогали. А от ентих разве чаво дождёсси? Один токмо мат-перемат!

– Ой, Родионна! И не говори-ка, – активно качала головой Варвара Степановна.

В эту минуту Ваня кормил кур. Птицы бестолково копошились и сталкивались друг с другом клювами.

– Они щас токмо о деньгах и думають, – продолжала соседка. – Даж не о деньгах, о деньжищах! Где б чаво урвать побольше. А енто всё гнилой капитализьмь виноват! Вот у нас никакого капитализьма не было, мы о деньгах-ти и не думали. Вообще ни об чём не думали, за нас партия всё решала!

– Ой, правду говоришь, Родионна. Ой, правду!

Соседка налила чай в блюдце, долго-долго на него дула, а потом начала отхлёбывать так жадно, что Ваня решил, будто включили насос. Сам он в это время полол грядки.

– А всё почему? Да патамушта идеалы у нас были! Идеалы светлого будущего. Коммунизьмь. И вера была, шо мы ентот коммунизьмь сумеем построить. Была вера-ти, а, Степанна?

– Ой, была вера. Ой, была. Вот те крест!

Ване предстояло доить корову. Упитанная Зорька – белая, с рыжеватыми подпалинами по бокам – лениво мусолила сено в своём загоне, не проявляя должного интереса к проблемам молодёжи. Ваня посмотрел на её рога, копыта и розовую бляшку вымени. Снова на рога, на копыта, на вымя. Рога. Копыта. Вымя. И пришёл к выводу, что процесс дойки слишком интимен для мальчика-подростка.

После обеда Антонина Родионовна подалась восвояси, а Варвара Степановна провалилась в спокойный и глубокий сон. Даже в объятьях Морфея она оставалась верна своим убеждениям и напевала мотив какой-то жизнерадостной комсомольской песни. Ну, или общалась морзянкой: один протяжный храп, два коротких, шумный вздох, лёгкий присвист и далее по кругу.

Ваня прокрался в сени. Случайно в темноте наступил на кошку, отпрыгнул, задел плечом вешалку, кое-как выпутался из-под накрывшей одежды и, обуваясь на ходу, вылетел за калитку.

Ну здравствуй, новый, неизведанный мир!

Ничего интересного в деревне, конечно же, не обнаружилось. Ну, речка на окраине – Ваня всё равно не умел плавать. Ну, лес вдалеке – что может быть скучнее, чем собирать грибы и ягоды? Тем более, после ночных кошмаров Ваня остерегался ходить в лес один. Ну, магазин – штукатурка облезла, мухи лениво жужжат под потолком на клейкой ленте. Видавший виды прилавок. На полках – всё подряд, от колбасы до одеколона, от детских игрушек до туалетной бумаги. Но всего почему-то по одной штуке.

Продавщица – томная женщина в халате с накинутым поверх рабочим фартуком. Смазывает губы ядовитого цвета помадой. Прям не губы, а перец чили! Голова приправлена одуванчиком из пшеничного цвета кудряшек.

– Мальчик, тебе чего?

– Ничего.

– Брысь отсюдва!

Зато в деревне имелась шпана. Разновозрастная и очень наглая. Любимое развлечение которой – приставать к нездешним. Сначала у Вани спросили закурить, потом мелочь, потом позвонить. А когда начали медленно обходить с разных сторон, Сусликов сообразил, что назревает драка. Голиаф вырастал пред Давидом. Вожаком, разумеется, был самый задиристый. Без его команды никто не нападал, но он пока молчал, лишь смотрел и приближался кругами. Остановился и смачно сплюнул на разбитый асфальт. Всё, сейчас начнётся! У Давида хотя бы праща была, а у Вани…

Мальчик наклонился, якобы завязать шнурок. Схватил горсть земли, резко выпрямился и зарядил ею вожаку в лицо. Пока возникло секундное замешательство, дал дёру.

Ваня улепётывал как никогда. В спину летели камни, палки и просто обидные слова, но Ваня ничего не чувствовал и не слышал. Нёсся к дому Варвары Степановны, перепрыгивая через всевозможные препятствия: высохший ров, колонка, чей-то пёс, что сморился на летнем солнце прямо посреди дороги, покосившийся заборчик, ещё один… Где-то рядом промелькнула знакомая калитка. Пальцы сами вцепились в дверную ручку, рванули на себя. Миг – и всё смолкло. Только частое-частое дыхание, словно в лёгких догорала птица Феникс.

Дрожащими руками выловил из заднего кармана телефон, с третьей попытки нашёл нужный номер.

– Алло?

– Мам, забери меня! Я согласен на лагерь!

А всё так хорошо начиналось…

– А теперь, хлопец, давай рассказывай, шо делал в подвале?

– Я… – Нужные слова разбегались, как тараканы при виде тапка. – Я…

– Немец, шо ли? Якаешь мени тут. Или язык проглотил?

– Не проглотил.

– О, есть контакт! Моя твоя понимать. Продолжим допросные мероприятия. Вас шо, вожатый не предупреждал?

– Предупреждал.

– А ты шо, не слушал?

– Слушал.

– Ну так и шо? Зачем попёрся?

– Это не я! Меня столкнули! – воскликнул Ваня.

Правило второе: строителям и техническому персоналу спускаться в подвал можно, вожатым и детям – НЕЛЬЗЯ! Ни при каких обстоятельствах.

– Тю-ю! Партизан з тебя хороший, а вот брехун – не дуже. Шо мне с тобой делать-то, а?

Молчание – тягучее, как утратившая аромат жевательная резинка. Дворник дядя Коля напряжённо сопел, поигрывая косматыми бровями. Это с ним Ваня столкнулся под землёй. Случается же такое – впопыхах выбрал правильный тоннель, а ведь мог бы заблудиться окончательно. Неожиданный спаситель помог выбраться и устроил, как он сам называл, «допросные мероприятия». Перепачканный землёй и глиной Ваня стоял рядом и бессильно опускал плечи.

– Значит так, хлопец. Прикид у тебя такий, шо хочется рубль дать, но глаза до того умные, шо и копейки жалко. Так шо на первый раз прощаю. Вожатым и Палычу сдавать не буду. А ты до конца смены даже близко к подвалу не суйся. Усёк?

– Усёк.

Слово-то какое смешное. Как будто жил-был на свете парень Вася, но все его звали Васёк. А потом Вася отрастил ус. Ус Васька – усёк.

– Та ты не бийся, хлопец, не бийся. Я в твои годы тож сорванцом был. Но тут, – дядя Коля многозначительно указал на вход в подвал, – завсим другая арифметика. Тут для твоей же безопасности.

«Какая ещё безопасность, – мысленно проворчал Ваня, – когда средь бела дня привидения к несовершеннолетним пристают! Для полной коллекции ещё вампира не хватает и парочки оборотней. Можно подумать, я по своей воле стал бы туда спускаться, ага!»

Вампир нашёлся сразу – через общий холл на улицу вырулил Генка. Весь такой байронически бледный, отгородившийся от солнца тёмными очками, руки в карманах, в ушах – беспроводные вкладыши. Идёт себе спокойненько, неторопливо, болтает с кем-то, будто ничего не случилось. А вот оборотни – Лёха и Мирон – пока отсутствовали.