Артем Тихомиров - Русская готика

Чтоб тебя, проворчал Старостин. На случай осложнений он припас фомку. При помощи нее он сейчас поддел край доски и сунул палец в образовавшийся зазор.

Какой-то человек подошел к нему со спины и остановился. Молния бросила его тень на край штабеля. Всего секунда – и Старостин понял, что кто-то стоит позади него.

– А…

Сидя на корточках, он обернулся, но его ноги заплелись. Старостин шлепнулся на правое бедро, упираясь рукой в мокрую землю. Раскрыв рот, он смотрел во тьму, словно ожидал следующей молнии, а про фонарик начисто забыл. Подняв левую руку, Старостин почувствовал, как металлический предмет опустился на нее и сломал. Оглушающий ужас сменился адской болью. Старостин завопил, повалился на спину, сжимая левое предплечье. В его разинутый рот попадала дождевая вода.

Это психованный придурок Олег… Ну да, он собирался украсть пару досок, но зачем же так? Старостин орал. Это же надо – поперся, кретин, на обход в такую погоду… Сдвинутый! Псих! Урод!

Металлический предмет опустился на лицо Старостина. С керамическим хрустом сломались зубы и верхняя челюсть. Новый удар вмял переносицу глубоко в мозг. Лицо Старостина походило на лицо раздавленной куклы. От следующего удара лопнули оба глаза. Тело задергалось в конвульсиях. Человек склонился над ним, не переставая молотить своим орудием. Кровь полилась на влажную землю, разбавляемая дождевой водой.

Человек ни разу не произнес ни слова. Молнии освещали его искаженное лицо, в котором нельзя было узнать знакомых черт. Он бил до тех пор, пока от головы Старости не осталось ничего, кроме месива из костей, плоти, кожи и мозга. Потом остановился и бросил инструмент на землю.

Теперь надо убрать, пронеслось в мыслях. Убрать, чтобы утром никто ничего не увидел. Дождь поможет. Хотя, конечно, не надо было делать это здесь, на открытом месте.

Взяв мертвеца за ноги, он поволок его к главному входу. Через несколько секунд оба исчезли внутри. За Старостиным тянулась блестящая багровая полоса. Прошло минут двадцать или тридцать, и убийца появился вновь. Дождевая вода смыла уже большую часть крови. Осталось убрать кости и мозг. Но эта работа легче легкого. Особенно, если тебя вдохновляют, подсказывают, заботятся о тебе…

Воспользовавшись фонариком Старостина, убийца собрал останки в полиэтиленовый мешок. Проверил, не забыл ли чего-нибудь…

Он всего лишь делает свою работу.

Виктор услышал, как чьи-то сапоги ступают по лужам, образовавшимся на стройплощадке, и выглянул из своего укрытия. Отсюда был виден силуэт человека, одетого в брезентовую куртку с капюшоном. Он стоял напротив дома и светил фонариком. Луч скользил по стройматериалам, уложенным перед фасадом. Человек как будто что-то искал. В его руке Виктор заметил молоток на деревянной ручке.

Это сторож… Олег. Как странно. Неужели он до сих пор прикидывается, что выполняет взятые на себя обязательства? Тут нет логики…

Стоп, а почему Виктор решил, что сторож пришел сюда на обход? Ясно ведь, что цели у него другие. И послан он сюда вовсе не для того, чтобы охранять чужую собственность.

Виктор взял в руку монтировку, которой решил вооружиться на всякий случай, и стал ждать. От этого ненормального в куртке можно ждать чего угодно. Вероятно, Олег ищет его – по заданию Натальи или по собственной инициативе.

Вот так положение… Виктору теперь надо будет не только следить за заговорщиками, но и спасать свою жизнь. Эти люди опасны. Он нутром чуял, что встреча с ними для него может окончиться плохо.

«Убирайся вон, здесь все мое, – подумал Виктор, глядя на Олега. – Убирайся, иначе будет плохо!» Но Олег не уходил. Он постоял минуты две на том же самом месте, потом повернулся и пошел быстрым шагом вдоль дома. Виктор отошел вглубь зарослей на противоположной стороне площадки и забрался обратно в машину. Здесь он будет ждать. Хотя порядком холодно, и наступающее утро приносит еще больше прохлады, Виктор останется тут еще на час-полтора. А потом… Барышев уставился в темноту перед лобовым стеклом джипа, загнанного в кустарник у восточной стороны особняка, и не мог найти ни одной здравой мысли.

Виктор периодически проваливался в неглубокий сон, созерцая мрачные абсурдные видения, и просыпаясь, чувствовал, что его охватывают сильные, обжигающе холодные руки. Несколько раз он выходил и обследовал дом, не обращая внимания на ливень. Кажется, все было нормально. Возвращаясь в джип, Виктор вновь засыпал. Граница между его сознательными мыслями и действиями и короткими снами стерлась настолько, что он стал думать, что Олег ему приснился.

Открыв глаза, Виктор, однако, снова увидел его. В который раз за ночь приходил сторож? Сказать было трудно – Барышев не помнил.

С молотком в руке Олег подошел к парадному входу и посветил фонариком внутрь.

– Убирайся, – прошептал Виктор. – Что тебе надо?! Находиться в доме ты не имеешь права… Он мой.

Олег выключил фонарик и исчез в темноте.

Однажды Олегу приснилось, что отец стоит рядом с его кроватью, и лицо у него почерневшее, словно обугленная картошка из костра. Олег никак не мог избавиться от давящего чувства, что задыхается. Страх рвался наружу. Олег лежал на спине, одеяло сползло на пол, а по шее и груди стекал пот. Отец не уходил.

– Что тебе нужно? – спросил мальчик. Он не мог понять, решил отец напугать его, или это происходит по-настоящему? Но ведь у людей не бывает таких лиц, если они не обгорели, если не… умерли… В свои шесть лет Олег это понимал.

мама, убери его от меня, пожалуйста, убери, я не могу на это смотреть…

Олег произносил это одними губами, без звука. Образ отца с обгорелым почерневшим лицом не желал пропадать. Мальчик вынужден был смотреть на него, понимая, что помощи ждать неоткуда. Мама спит и не слышит, а даже если Олег сумеет закричать, она подумает, что он специально действует ей на нервы.

– Что тебе нужно? – снова спрашивает мальчик, и тогда отец поднимает руки. Он хочет, чтобы сын увидел это. Те самые руки, где под ногтями запеклась кровь убитых животных.

Руки тоже были черными. Кажется, от них еще шел дымок, тонкими извилистыми струйками.

Олег кричал, но этот крик существовал только в его мозгу. Он бился о какую-то невидимую преграду, пока она не начала давать трещины. Олег кричал, пока эта преграда не развалилась на множество осколков. Тогда он впервые увидел их.

Кости лежали огромной грудой, выбеленные временем голые кости, когда-то находившиеся внутри человеческих тел. Олег ощутил, как большие тяжелые тиски сжимают со всех сторон его мозг. Боль пронзила тело от темечка до пяток, мальчик забился в конвульсиях и услышал: кости начинают свой бесконечный неумолкающий разговор, свое движение. Груда шевелилась, кости перекатывались по ее краям, стукались друг об друга, замирали в новом положении. Черепа скалились неполными рядами почерневших зубов. Нижние челюсти бились об верхние, отмеряя какой-то непонятный жуткий ритм.