Мэри Шелли - Переулки страха

– Я оставляю за собой следы, я проливаю потоки крови. Это мои шаги слышны в коридоре. Это про меня говорил Чарльз Диккенс. Я издаю странные и тревожащие звуки. Я прячу чужие письма, я кладу ледяные пальцы на ваши запястья. Я веселюсь. Мой ужасающий хохот преследует вас. Хочешь, я захохочу прямо здесь?

Я вскинул было руку, запрещая ему, – но поздно, эхом по комнате разнесся дьявольский смешок. Прежде чем эхо смолкло, привидение исчезло.

Я повернулся к двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как в комнату вошел мужчина. Он был загорелым, крепкого сложения, в ушах у него висели серьги, а на шее был повязан испанский платок. Голова его склонилась к груди, и весь его облик дышал раскаянием и жгучим стыдом. Он метался, как тигр в клетке, и в одной руке его блестел нож, а в другой он сжимал клочок пергамента. Его голос был глубок и звучен. Таковы были его слова:

– Я убийца. Головорез. Я хожу вразвалку, а ступаю бесшумно. Я могу вам многое рассказать о Карибах, кое-что знаю про утраченные сокровища, есть у меня и карта. У меня крепкое тело и неутомимые ноги. Я могу пугать людей в пышном саду, выглядывая из-за деревьев.

Он умоляюще глянул на меня, но я онемел – так ужаснуло меня то, что стояло у самого порога.

Это был очень высокий человек, если его можно было так назвать, поскольку кости его выпирали из разлагающейся плоти, а лицо было свинцово-сизым. Фигуру окутывала пелена, образовывавшая некое подобие капюшона, из-под которого сияли два дьявольских глаза. Запавшие в глубоких глазницах, они горели, как раскаленные угли. Нижняя челюсть его вывалилась на грудь, обнажив иссохший сморщенный язык и две линии почерневших зазубренных клыков. Я вздрогнул и отпрянул, когда этот ходячий ужас приблизился к меловой черте.

– Я американский кровопускатель, – его голос, казалось, исходит истошным шепотом из-под земли. – Только я – настоящий. Я тот, кто вдохновлял Эдгара Аллана По. Я скрупулезный и неотвратимый. Я из низшей касты, дух-насильник. Видишь мою кровь и мои кости? Я отвратителен до рвоты. Я таков и не нуждаюсь в спецэффектах. Саван, крышка гроба и гальваническая батарея – вот мои рабочие инструменты. Поседей за одну ночь!

Тварь с мольбой протянула ко мне конечности, но я отрицательно качнул головой – и призрак исчез, оставив по себе тошнотворную, отвратительную вонь.

Я откинулся на спинку кресла настолько измученный, что с радостью вообще обошелся бы без призрака, лишь бы закончилась эта череда ужасов.

Слабый шелест ниспадающих одежд яснее ясного сказал мне, что шоу продолжается. Я поднял глаза: на свет из коридора скользила белая фигурка. Она переступила порог – это была юная и прекрасная дама, одетая по моде столетней давности. Руки она плотно стиснула, а гордое бледное лицо ее дышало страстью и мукой. Она прошла по залу, шурша, как осенняя листва, а потом, вскинув на меня огромные грустные очи, жалобно произнесла:

– Я нежная, чувственная, прекрасная и обесчещенная. Меня оставили и предали. Я плачу во тьме, скользя по коридорам. Я из почтенного и знатного рода. Мой вкус безупречен, я прирожденный эстет. Моя обитель должна быть из мореного дуба, хорошо бы еще некоторое количество доспехов и гобелены, больше гобеленов. О, возьмите меня!

Голос ее звучал нежно и певуче, она протянула в мольбе прелестные руки. Я легко поддаюсь женскому влиянию. Кроме того, чего теперь стоит Джорроксово привидение? Разве есть что-то более безупречное, чем моя последняя посетительница? И к чему все эти непрекращающиеся кошмары предыдущих собеседований, если я не сделаю выбор сию же минуту? Она одарила меня ангельской улыбкой, словно прочла мои мысли. Улыбка поставила точку в вопросе.

– Вот эта! Эта годится! – воскликнул я и, объятый воодушевлением, вышел за пределы магического полукруга…

– …Аргентайн!!! Нас ограбили!!!

Я смутно осознавал, что эти слова мне кричат в самое ухо бессчетное множество раз, но что они означают, так и не понял. Кровь в моих висках пульсировала, подстроившись к ритмичности этих воплей, и я сладко уснул, убаюканный колыбельной: «Огра-били, огра-били, о-гра-би-ли!» Но тут меня как следует встряхнули, и я открыл глаза: передо мной была разъяренная миссис д’Одд, одетая весьма скудно, и это зрелище моментально отрезвило меня настолько, что я понял, что лежу на полу, что моя голова покрыта пеплом, а в руке зажат пустой стеклянный флакончик.

Я с трудом поднялся на ноги, но головокружение и слабость одолели, и я упал на стул. Постепенно в голове моей прояснилось – и под вопли Матильды я стал вспоминать все, что случилось ночью. Там была дверь, через которую входили сверхъестественные посетители. Какой-то меловый круг с иероглифами по краю. Ящик с сигарами и бутылка бренди, которым мистер Абрахамс воздал должное. Но сам провидец… куда ж он делся? И почему из открытого окна свисает веревка? И где, о где же гордость Горсторп-Грэйндж – великолепное блюдо, которое должно было служить фамильным серебром бесчисленным поколениям д’Оддов? И почему миссис д’Одд стоит в сером свете раннего утра, монотонно повторяя и повторяя свое «ограбили»? Далеко не сразу мой одурманенный мозг как-то расставил по местам очевидные вещи и логически связал их друг с другом.

Дорогой читатель, я больше никогда не встречал мистера Абрахамса, да и с фамильным серебром своим больше не встречался, но, что самое печальное, никогда больше я не видел грустную даму-призрака в развевающихся одеждах – и даже не надеюсь увидеть. События той ночи превосходно исцелили меня от спиритуалистической лихорадки, и мне отлично живется в скучном поместье на окраинах Лондона, которое так давно возникало перед мысленным взором миссис д’Одд.

Что же до объяснения случившегося, расскажу в двух словах. Скотланд-Ярд довольно быстро указал, что этот мистер Абрахамс практически идентичен Джемми Уилсону, более известному как Ноттингемский взломщик, и приметы этого грабителя как нельзя лучше согласуются с внешностью моего торговца привидениями. Небольшую сумку, которую я описал довольно подробно, отыскали на соседском поле – а в ней обнаружился ломик, полный набор отмычек и прочие необходимые для взлома приспособления. Следы, глубоко впечатавшиеся в жирную влажную землю, свидетельствовали о том, что внизу стоял сообщник, принявший мешок с моим столовым серебром, который спустили из окна на веревке. Без сомнения, эти негодяи, ищущие легкой наживы, подслушали трепотню Джека Брокета – и не упустили такую заманчивую возможность.

А теперь то, что касается моих бесплотных гостей и гротескного карнавала, которым я наслаждался, – можно ли сказать, что мой ноттингемский друг обладает над ними реальной оккультной властью? Долго я сомневался насчет этого вопроса, пока не прибегнул к помощи одного медицинского светила, отослав ему несколько капель «Лакоптоликуса», чудом сохранившихся во флаконе. Прилагаю к сему полученное от него письмо – и счастлив завершить свой рассказ авторитетным мнением ученого.