Мэри Шелли - Наследник Мондольфо

© Волков А., перевод на русский язык, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

[1]

В прекрасном и диком краю близ Сорренто [2], в королевстве Неаполитанском, во времена правления монархов из Анжуйской династии [3]жил один дворянин, богатством и могуществом превосходивший всех своих соседей. Его замок, настоящая твердыня, был построен на скалистом уступе, нависавшем над прелестной синевой Средиземного моря. Окрестные холмы были покрыты падубом или использовались для выращивания олив и винограда. Нигде в целом свете не сыскалось бы места, щедрее оделенного природой.

Если бы ввечеру вам довелось проплывать по безмятежным волнам мимо этого замка, носившего имя Мондольфо, вы могли бы вообразить, что счастье и блаженство наверняка обитают внутри его стен, которые, пребывая в средоточии красоты, возвышаются над местностью, исполненной такой необычайной прелести; но если бы вам случилось увидеть, как его владетель выходит из главных ворот, вы содрогнулись бы от его сурового облика, вы задались бы вопросом, отчего на его изможденном лице запечатлелись такие борения страстей. Более жалостный вид являла его кроткая супруга – всецело подчиненная его невоздержанному нраву, терпеливо сносившая многочисленные обиды, она, казалось, уже почти достигла того единственного упокоения, в котором «беззаконные перестают наводить страх и отдыхают истощившиеся в силах» [4]. Князь Мондольфо в раннем возрасте сочетался браком с принцессой из сицилийской королевской фамилии. Она умерла при рождении сына. Много лет спустя он вернулся в свой замок из путешествия по государствам Северной Италии, во время которого женился во второй раз. Речь его молодой супруги выдавала в ней уроженку Флоренции. Говорили, будто он женился по любви, а потом возненавидел супругу, ставшую помехой его честолюбивым стремлениям. Она сносила все ради своего единственного ребенка – ребенка, с самого рождения вызывавшего неприязнь у отца; мальчика, исполненного душевного благородства и смелого до безрассудства. Став старше, он с гневом взирал на то, как обращается надменный князь с его матерью. Он дерзнул выступить ее заступником, дерзнул противопоставить свою мальчишескую отвагу отцовской ярости; итог был естественным – отец возненавидел его. На юношу обрушились всевозможные унижения; вассалам было велено выказывать ему неповиновение, слугам – насмешничать над ним и даже его брату – гнушаться им, словно более низким по крови и рождению. Однако в его жилах текла кровь Мондольфо; и хотя доброта, наследие кроткой Изабель, отчасти смиряла ее, она вскипала из-за несправедливости, жертвой которой он стал. Тысячу раз в красноречивых жалобах изливал он матери свою уязвленную душу. Когда ее здоровье ухудшилось, он замыслил в случае ее смерти бежать из отцовского замка и податься в наемники. Ему было уже тринадцать. Вскоре благодаря материнской проницательности госпожа Изабель открыла его тайну и, лежа на смертном одре, заставила сына поклясться, что он не откажется от покровительства отца, пока не достигнет двадцатилетнего возраста. Ее сердце обливалось кровью при мысли о том, какой скорбный удел его ожидает; но с еще большим ужасом она провидела нарисованные ее живым воображением картины того, как ее юный сын, одинокий и беспомощный, в отчаянии скитается, подвергаясь всем тяготам голода и нищеты – или, того хуже, поддаваясь искушениям, которые возникнут перед ним, если такое случится. Она добилась от него требуемой клятвы и умерла в уверенности, что он сдержит слово. Во всем мире одна она знала цену своему Лудовико – ибо, проникнув сквозь грубую оболочку, сумела убедиться, сколь богатый запас добродетели и нежности, подобно неизведанной руде, таится в его чувствительном сердце.

Фернандо ненавидел сына. С первых лет жизни мальчика князь питал к нему неприязнь и, не пытаясь подавить в себе это чувство, позволил ему укорениться столь глубоко, что самый невинный поступок Лудовико становился в его глазах преступлением, а запреты и притеснения составили целую систему, из-за чего пробудилось все дурное, что было в характере юноши, а в душе отца зародилось отвращение. Так подрастал Лудовико, ненавидимый и ненавидящий; соединенные силой обстоятельств, они были неразрывно связаны друг с другом – отец и сын, властелин и вассал, притеснитель и притесняемый; один всегда был готов употребить свою власть, чтобы причинить зло, другой постоянно был настороже, дабы противостать даже тени тирании.

После смерти матери характер Лудовико сильно изменился: улыбка, которая прежде, подобно солнцу, озаряла его лицо, не сияла более; казалось, главными его чувствами стали мнительность, раздражительность и упрямая решимость. Он вынуждал отца чинить ему самые жестокие обиды, сносил эти обиды и, удерживаемый от бегства клятвой, которую свято соблюдал, пестовал в себе злобные и даже мстительные чувства, пока чаша его гнева не наполнилась почти до краев. Его не любил никто, и лучшие чувства в нем угасли или крепко заснули, чтобы никогда более не пробудиться.

Отец предназначил его Церкви, и до шестнадцати лет Лудовико носил монашескую рясу. Когда этот срок миновал, он сменил ее на подобающий дворянину наряд, явился к отцу и коротко объявил, что отказывается покориться его желаниям и хочет посвятить себя военному ремеслу. Он вытерпел все, что последовало за этим, – угрозы, заточение и даже бесчестье, – но остался тверд; и надменному Фернандо пришлось подчинить свою грозную волю еще более непреклонной воле юноши. И теперь, когда гнев разрывал сердце князя, он впервые ощутил сильнейшую ненависть; он выразил свои чувства, обрушив на Лудовико слова презрения и безграничного отвращения; юноша ответил ему, и присутствовавшие боялись, что дело закончится поединком. Когда Фернандо положил руку на меч, Лудовико отступил и принял стойку, словно готовясь прыгнуть и схватить руку, которая могла подняться на него. Фернандо устрашился, увидев во взгляде сына безумную ярость. Во всех подобных столкновениях победа остается не за сильнейшим, но за более бесстрашным. Фернандо не желал ставить под удар свою жизнь или собственной рукой пролить сыновнюю кровь. Лудовико, который не нападал, а защищался, не заботился о последствиях – он решился стоять насмерть; и эта неустрашимость давала ему преимущество, которое его отец ощущал и не мог простить.

С той поры обхождение Фернандо с сыном переменилось. Он больше не наказывал его, не сажал в темницу, не угрожал. Все это годилось для мальчишки, а князь чувствовал, что здесь сошлись двое мужчин, и действовал соответственно.