Блэк D. - Лес Воронов

– Здравствуйте, миссис Мёрсер, – произнесла девушка, стараясь улыбнуться.

– Вот смотрю на тебя и вижу то же самое лицо из твоего детства, только вот стала ты выше и серьёзнее. Ну ладно, не буду задерживать.

Кларк прошла в коридор и присоединилась к грустному юноше. Они взялись за руки и стали было уходить, пока уборщица Софи не окликнула Деметрия. Ванберг засеменил назад и вместе со старушкой вошёл в кабинет. Спустя время, за которое чтение может показаться слишком скоротечным занятием, а ожидание очень утомительным, юноша вышел с отсутствующим видом, при котором характерны: отчуждённый взгляд в пол и сутулость фигуры. Понимание того, что сейчас Деметрий не отличим от воздуха, пустого места врезалось в голову так сильно, что Сильвия нахмурилась. Всё равно, что его нет рядом.

– Что она тебе сказала? – спросила Кларк. Ванберг молчал. Как и ожидалось.

Деметрий зашагал по коридору, и Сильвия поплелась следом. Выходя из здания, они снова взялись за руки и странным существом, словно пара соединилась, но не телами, а душами, обернулись. Табличка "Высшая школа Рейнгардта" и статуи горгулий казались лишними и древними на фоне перестроенной школы. Здание смотрело в ответ взглядом столь мрачным, что по нему, а ещё дому тётушки Сильвии и некоторым другим строениям в Хиддланде замечалась отчуждённость от города. Будто таким домам плевать на сонность, которая овладела Хиддландом, ведь иногда казалось, что даже его люди заснули здесь навсегда. Девушка потянула Деметрия, и они пошли прочь.

– Может, зайдём по пути в Криспи Крим? – спросила она после долгого молчания. Юноша ничего не ответил, что означало согласие, хотя молчал он часто. И никогда не кричал, за исключением младенческого возраста. Если в детстве его обижали, он не реагировал, даже не плакал, подавая маленькой Сильвии пример. Двое самых странных детей в селе, в Хиддланде и, возможно, даже всей Америки, если не всего мира. Вот только девочка с годами становилась похожей на нормальных людей, а мальчик не мог измениться и даже стал отстраняться от девочки, присутствуя в её жизни, как тень. В нём что-то ломалось, когда он добровольно отрекался на одиночество, и причину этой поломки мальчик хранил, как самую важную тайну. Когда он возвращался в общество подруги, девочка видела его всё таким же, не изменившимся, но иногда она ощущала, что что-то с её другом было уже не так.

– Какой именно цвет? – добавила девушка, начиная игру. Что-то, что могло быть только между этой парой. Личное, совместное, слишком секретное.

Если можно сравнить молчание с цветом, то его неразговорчивость – серый. Когда Ванбергом полностью завладевало отрешение, он ничего не слышал, не видел, не говорил, и его молчание преобразовывалось в самый тёмный из оттенков серого. Если Деметрий не разговаривал, при этом реагируя на окружающую среду или просто давая знать, что он всё слышит и понимает, но сохраняя долгое молчание, цвет – средний серый среди всех оттенков. А когда неразговорчивость приводила к редким, но осмысленным ответам, его молчание имело самый светлый серый цвет.

Деметрий слегка придавил ладонь большим пальцем. Средний серый цвет. Оттенок отчуждённого безразличия. Цвет простоты. Это золотая середина – между белым и чёрным, тьмой и светом. Это его любимый оттенок.

Пекарня Криспи Крим дарила то, что по большему счёту люди с взрослением получали меньше всего: сладкое, тепло, время спокойствия и счастливые минутки радости. А ещё, здесь делали отличные пончики, поеданием которых занялась Сильвия, пока Деметрий ковырялся в яблочно-ананасовом штруделе. Криспи Крим – одно из лучших произведений искусства в сонном городе. Это его душа. Но центром всего Хиддланда местные, да и приезжие, жители всегда считали закусочную Пончо`Сомбреро. И дело не в блюдах, а в продажности её владельца, который решил подстраиваться под самую богатую семью в этом городе – Гарретов. На подаренные деньги владелец каждую неделю устраивал день косплея. Тема костюмированной игры развешивалась на витринах закусочной за семь дней до начала, и весь город старался не пропустить данное событие. В день косплея Пончо`Сомбреро полностью забивалось людьми, а снаружи встречались толпы посетителей, которым не нашлось места внутри. Они шумели и вели себя так, будто штурмовали здание. Люди в закусочной казались пчёлами, которые заняли свои соты, но если они были пчёлами одомашненными, то уличные гости дикими. В Пончо бывал разный народ: от одиноких подозрительных личностей до свирепых малоизвестных банд.

После часовой посиделки в душе Хиддланда, ребята отправились в книжный магазин, чтобы скоротать время до посещения психотерапевта. Сильвия поприветствовала книжный рай традиционным жестом – сложенными в молитве руками и лёгким поклоном.

На одной из стен этого райского обиталища красовалась надпись:

“Люди приходят и уходят, но книжные истории остаются с вами навсегда. Люди зачастую не желают понимать друг друга, но книга не только согреет ваше сердце, она откроет вам путь к вашему Я, ведь вы то, что вы читаете.”

Пока Деметрий оперативно взял на себя роль вопрошающего собеседника для продавца-консультанта, она читала "Историк" Элизабет Костовой. Каждый раз, когда Сильвия приходила в книжный, эта история показывала, что книжное путешествие настолько же важное, насколько необходимое физическое.

Райское время закончилось, когда Деметрий уселся рядом. Консультант прошла мимо ребят, подозрительно косясь не на Сильвию, а на юношу. И ещё несколько раз по пути оглядывалась. Её взгляд говорил, что этот парень – съехавший с катушек, клоун-беглец из цирка. Ванберг учился быть практичным, типичным человеческим жителем, но всё, что у него выходило – избавление себя от малой дозы жуткости среди океана странностей и ненормальностей.

Деметрий не торопил. Он просто молча сидел и ждал. Сильвия собрала воедино остатки воли и сделала вынужденный ход. Жизнь, как шахматная доска, но редкостная и самоуправляемая. Когда-нибудь, всегда зарекалась девушка, ходы будут продуманы вплоть до конца игры, когда-нибудь она перехитрит игру, изменит правила жизни и будет ступать только по белым ячейкам.

Миссис Гриффин проживала по адресу: 2293 Юго-Восток Вторая Авеню. Дом отличался от хозяйки тем, что он выглядел слишком уж искусственным, дом не просто спал, он никогда не имел жизни, в него не вкладывали ни любовь, ни уют. Вечно пустая коробка, без души. Дом то продавался, то занимался кем-то на недолгое время, а миссис Гриффин – его самый долгий житель. Женщина жила одна, если не брать в расчёт трёх кошек и двух змей.

– Итак, – произнесла миссис Гриффин звонким радостным голосом, когда пара оказалась в доме, – Сильвия, тебе кофе, а твоему другу чай?