Элла Войта - Собаки мертвы

– Мам!

Она обернулась. Дети сиротливо стояли рядом со сваленными в кучу рюкзаками и сумками.

– Куда нам идти, мам?

Этот болван Федюша, конечно, не догадался расставить их вещи по комнатам. Впрочем, нельзя на ровном месте обвинять человека, тем более умственно отсталого. Откуда он мог знать, где они решат остановиться? Комнат же вон сколько… Саша подергала ручку своей старой детской и та с готовностью поддалась. Она вошла. Сердце вздрогнуло, но вполне терпимо. Торкнулось о грудную клетку и успокоилось, только и всего. Просто ностальгия, тревожная жалость по утраченному времени, которая посещает почти всех, кто из реального мира вдруг попадает в мир своего детства.

Та же белая кровать с пологом из цветного ситца, только ситец с годами выгорел на солнце. Тот же ореховый комод с червоточинками, специально выпиленными итальянскими мастерами, маленький секретер, заменявший ей письменный стол, потертое кресло с высокой спинкой, в котором она так любила читать. Романтическая комната романтической девушки. Прелесть. Правда, последние два года жизни в этом прелестном гнездышке она только и мечтала убраться отсюда куда подальше. Мечтала, чтобы и дом, и ее с такой любовью устроенная комната провалились в тартарары ко всем чертям.

– Нравится? – спросила она близнецов. – Решайте, кто останется здесь и пошли смотреть вторую комнату.

Собственно, поднимать вопрос о второй комнате не имело смысла, и она прекрасно это знала. Каждый из них скорее согласится лишиться руки, чем расстанется с другим хотя бы на час.

– Мы будем здесь вместе, – ответил Ян.

Опять этот решительный тон, этот холодный огонь в глазах. И что мальчишка себе возомнил? Что он себе позволяет? Стоп, мамаша. Ребенок ничего ужасного не сказал и не сделал. Ну почему она вынуждена все время говорить себе «стоп»? Почему он не может быть таким же милым, как сестра?

– Но кровать одна, Ян. Ева может остаться здесь, а тебе мы подыщем другую комнату.

– Я останусь здесь с Евой. Кровать большая, мы поместимся.

– Это неправильно, Ян. Тебе лучше занять другую комнату. Места много, нет нужды ютиться в одной кровати.

– Мы останемся здесь вдвоем.

И все. Спорить бесполезно. Объяснять, что в их возрасте мальчик и девочка, пусть даже брат и сестра, должны спать в разных кроватях не имеет смысла. Можно устроить скандал, можно начать орать, но сейчас на это просто нет сил. Впрочем, в такой ситуации даже скандал не поможет. В том, что касается близости к сестре, переубедить Яна невозможно.

– Ева?…

Последний шанс повлиять на мальчишку.

– Можно мы останемся вместе, мамочка? Дом такой большой, и мне тут страшновато… А вдвоем все же не так.

– Ладно, как хотите.

И вышла из комнаты. Пропади оно пропадом, это воспитание! Взяла с пола свою сумку, мгновение подумала и распахнула дверь в родительскую спальню. Она будет спать здесь. В конце концов, теперь это ее дом и она будет спать в главной спальне. На той кровати, где спал отец. И никакие страхи и предрассудки не выкурят ее отсюда. Так же решительно она входила в студию, где ее ждал непростой собеседник, так же бралась за любое трудновыполнимое дело. Просто брать и делать, несмотря ни на что. И плевать, что эти глупые селяне считают ее отца сумасшедшим. Плевать, что они бояться даже подходить к их прекрасному дому. Страх непонятного и неизвестного – удел простаков. Это даже к лучшему, что никто не придет на похороны, не будут докучать и глазеть.

Комната поразила ее своей нетронутостью. Огромная родительская кровать с балдахином в лучших английских традициях, была застелена покрывалом без единой морщинки, банкетка в изножье, ковры, кресла, темный комод, а над ним любимая мамина картина – неброский зимний пейзаж одного из местных художников. Мама увидела его в художественной галереи в Черкассах, и тут же влюбилась. Отец тайком купил картину и подарил ей. Просто так, без всякого повода, как делал все свои подарки. В комнате все было на своих местах, очень чисто, но как-то пусто. Тут явно никто не жил. Даже если Ксения и навела порядок сегодня утром, ситуации это не меняло. Тут не чувствовалось присутствие человека, как и во всем доме. Отец тут не жил, это ясно. Где же он спал? Эх, ты даже этого не знаешь, любящая дочь. Впрочем, ответ напрашивался сам собой – кабинет. Он спал в кабинете. Там и умер.

Умер, забаррикадировав дверь, по словам Ксении и остальных.

Она стояла посреди родительской спальни с сумкой в руках и не знала, что ей теперь делать. Хваткая, образованная, с острым как бритва умом, где-то даже беспощадная женщина, и не просто женщина, а сама Александра Качур из шоу «На Говерле», стояла в растерянности и не знала, что ей делать.

И вдруг посреди гробовой тишины дома (из ее старой детской не доносилось ни звука) послышался какой-то то ли свист, то ли вздох.

«Ммм… сссссс…»

Она услышала звук отчетливо, а потом свист замер. Это было совсем не то, что смех братьев в гостиной. О том видении мозг предупредил заранее: смотри, мол, будет прилив ярких воспоминаний, но все это лишь игра воображения, все это понарошку. А теперь она услышала отчетливый, физический звук, непонятно откуда исходящий. Саша вся превратилась в слух. Минута, две, три… Больше ничего, свист не повторился. Странный звук, ей-богу, очень странный, если не сказать пугающий. Наверное, что-то такое происходит в трубах. Этот дебил Федюша, конечно, не в состоянии должным образом следить за системой отопления.

И откуда взялась неприятная мысль, что это никакие не трубы, а чей-то голос? Голос живого существа, который невидимой нитью связан с тянущей болью у нее в груди.

Однако, нервы ни к черту, не выдерживают ни малейшей нагрузки. Ты явно не в форме, красотка. Так мы дружно докатимся до призраков и приведений. А что, старинный викторианский дом с приведениями. Отличная реклама для продажи, пусть и со знаком минус. Интересно, как продаются дома с такой историей? Давай, придумай еще, что это призрак умершего отца пришел рассказать тебе нечто важное. Душа его еще здесь, отчего бы ей не поболтать с тобой? А там присоединится вся семья, мама и мальчики. Они теперь вместе, как папа и хотел, не правда ли? Он всегда больше хотел быть с ними, чем с ней.

Еще немного, и у меня начнется истерика, подумала Саша. Призыв взять себя в руки сработал со скрипом. В очередной раз она затолкала злые слезы внутрь.

– Можно нам выйти на улицу?

Ева стояла в дверях и смотрела на нее. Не хватало еще расклеиться перед детьми. Они и так чувствуют ее нестабильность, нестабильность всей этой говенной ситуации. Не хватало еще им истерики, зрелища незнакомого и вряд ли приятного. Господи, как же ей не хватает Лорика! Почему добрый домашний гений не мог сломать ногу на неделю позже?