Екатерина Мирская - Тайны белых роз

Говорят, извозчики Старой Столицы знают каждый уголок затерянного среди высоких скалистых гор города, расположение каждого дома, казалось, вросшего в гранит. Но либо Адам Крейвен так сильно желал скрыться от посторонних глаз, что забрался туда, куда и дневной свет проникал с трудом, путаясь в хитросплетении старинных улиц, либо нанятый извозчик прибыл в город недавно, не иначе сосланный за какие-то прегрешения. В любом случае, они добирались уже больше часа, и барон был чрезвычайно раздражен сим прискорбным обстоятельством, ведь прошлая ночь все еще отдавалась болью в несчастной голове. Виски нещадно ломило, а потому он раздраженно задернул синюю бархатную шторку, скрываясь от шума просыпающегося, залитого дождем города.

И приспичило же Крейвену отправиться в мир иной именно сегодня… Винсент Файнс со вздохом откинулся на спинку сидения. Достав серебряную флягу, сделал глоток живительного напитка. В голове прояснилось. Однако, борясь с желанием хлебнуть еще, убрал заветный сосуд в карман скроенного по последней моде сюртука – лекарства подобного толка следовало принимать дозированно. Особенно, когда предстояло работать. Оставить же убийство члена старой аристократии на полицейских было непозволительно. Тем более что, судя по рассказам доверенного лица, что передало приказ Совета, дело обещало быть любопытным.

В очередной раз вздохнув, молодой барон вытащил из внутреннего кармана черный конверт со вскрытой сургучной белой печатью, на которой все же представлялось возможным разглядеть оттиск изящной розы. Чуть засмотревшись на цветок, он на мгновение выпал из реальности, прежде чем вновь вчитаться в ровные строки, написанные изящным почерком Томаса Гранта. Стандартные сухие фразы. Высочайшее повеление Совета… Ничего нового.

Экипаж подпрыгнул, угодив колесом в заполненную водой выбоину, заставляя Винсента зажмуриться и прижать затянутую в черную перчатку ладонь ко рту. Организм бунтовал против любой активности этим дождливым утром, которое наступило слишком рано для человека, заснувшего на рассвете. Впрочем, высшие силы сжалились над ним. Извозчик остановил, наконец, экипаж и открыл дверцу, без слов предлагая господину выйти. Деньги, что платила за работу старая аристократия, не мешали бояться и презирать ее представителей… До парадного входа было рукой подать, и барон не озаботился взять зонт, лишь накинул на плечи темно-синий плащ. Взбежав по высоким ступеням массивного здания, лишенного какого бы то ни было изящества, но полного мрачного шарма, без стука вошел.

– Вход воспрещен! – визгливый голос полисмена иглой вонзился в мозг, заставляя застыть посреди огромного пустого темного холла, от стен которого эхом отдавались звуки. С трудом подавить рефлекторное желание и прижать пальцы к виску.

– Ричардсон! – не выдержав, зарычал визитер на офицера, раздражающего одним своим видом, не говоря уже о поведении. – Старший инспектор Хейлер, я полагаю, уже тут?

Тот подобрался, точно бульдог, собравшийся охранять шляпу хозяина до последнего вздоха, и, проигнорировав вопрос, потребовал разрешение. Рвение и исполнительность офицера заслуживали похвалы. И Винсент без сомнения оценил бы сии качества, не терзай его жесточайшая головная боль и личная неприязнь к молодому полисмену. Так что он просто помахал перед его лицом конвертом с, на этот раз, королевской печатью и, не дожидаясь ответа, направился на второй этаж.

– Инспектор в спальне, – буркнул Ричардсон вслед, оставаясь у дверей.

Преодолев непозволительно громко скрипящую, потемневшую от времени лестницу, молодой аристократ отдышался, прежде чем решительно шагнуть в спальню, забитую работниками полиции. Как сельдь в бочке… Или стайка падальщиков, слетевшихся поживиться плотью почившего.

Раздражение сорвалось едкостью с языка:

– Неужели, пусть и гениальный, но все же простой музыкант, вдруг стал достоин такой почести, как собрание у его хладного тела лучших полисменов города? Или я что-то пропустил, и в Старой Столице больше не происходит преступлений?

И тут же оказался пронзен десятком неприязненных взглядов.

– Барон Файнс. Ну да, как же без вас, – флегматично заметил старший инспектор, прежде чем приказать подчиненным расступиться, дабы подпустить сыщика к трупу. Как только тот подошел, демонстративно поморщился: – Боже, вы что, пили с утра?

Винсент поборол желание фыркнуть и лишь усмехнулся, потому как его самолюбие грела мысль, что пил он в компании дочери инспектора. Присев на корточки, аккуратно, чтобы не испачкать белоснежный манжет, поднял окровавленную простыню, обнажая обезглавленное тело. Нахмурился:

– Вы уверены, что… это Крейвен?

– Так утверждает горничная, – крякнул старший инспектор, пригладив черные модно подстриженные усы. – Она опознала хозяина по перстню, одежде и татуировке на запястье.

Винсент кивнул, принимая к сведению. Но все же перевернул уже окаченевшее запястье, убеждаясь лично. Вряд ли ей пришлось рассмотреть аккуратный рисунок. Разве что само его наличие.

Но нет. Это был Адам. Острые шипы подобно терну “ранили” кожу, а иссохший бутон перемазанный во все той же “крови” печально склонен. Израненная, ершистая душа. Адам любил символизм.

– И где эта несчастная, которую вы заставили рассматривать в деталях сие… непотребство? Надеюсь, не отправилась прямиком в дом призрения? – спросил Винсент, оставив руку мертвеца в покое.

Зная нынешних барышень, визжащих от ужаса из-за любой мелочи, Винсент вполне мог предвидеть подобный исход. Все же, даже его, обезглавленный труп ввел в ступор в первое мгновение. Качнув головой, вопросительно взглянул на инспектора, все еще ожидая ответа.

– Отпаивают успокоительным в соседней комнате, – фыркнул собеседник, перебирая бумаги в одном из ящиков рабочего стола музыканта.

Оставив тело несчастного, барон подступился, бросив взгляд на содержимое.

– Есть что-нибудь интересное?

– Ноты и счета.

Обронив, точно приговор, инспектор потерял к документам всяческий интерес. Приблизившись к камину, порылся кочергой в золе, чтобы выудить оттуда пальцами комочек белого сургуча. Подозвал одного из подчиненных, бросив улику в предоставленный им бумажный кулек.

Винсент едва удержался от того, чтобы закатить глаза и, лишь бросив просьбу не сжечь по случайности “ненужные” бумаги, поинтересовался, заезжал ли уже судебный медик. И получил в ответ очередную колкость. Интересующая барона персона покинула дом минут за пять до явления Файнса, не оставив конкретных фактов кроме, собственно, факта смерти, что наступила между часом и двумя пополуночи.