Сергей Наброскин - Глубинка

Тесная лестничная клетка была почти под завязку забита старым соседским хламом вперемешку с плотно утрамбованными мусорными мешками. С потолка свисали клочья серой штукатурки, а стены были испещрены изображениями мужских гениталий. Разложение и гной…

Вставил ключ в замочную скважину и отпер дверь. Превозмогая натиск иглы, старый патефон играл мягкие, как подушечки, мелодии.

Выронил чемодан и произнес несколько невнятных, напоследок пережеванных слов.

– Ты все правильно понял! – сказала она, пробурив меня взглядом насквозь.

Лежавший под моей женой мужчина замер и побледнел. От страха у него съежились не только глаза. Его костлявое бледное тельце задрожало и как бы сморщилось.

Пальцы обеих рук инстинктивно сжались в кулаки, но тут же ослабли. Застав их врасплох, я снова вернулся к вставшей уже комом поперек горла мысли – пора бежать.

И я даже знаю, от чего именно хочу скрыться – от всех этих серых панелек и заводов, напоминающих чье-то набитое посредственной пищей брюхо, от прожженных сигаретным дымом легких, а также от лиц всех этих людей, всегда полных какой-то тревоги, будто бы своей счастливой физиономией они боятся обидеть окружающих, из-за чего и носят на себе постоянно гримасу безразличия и грусти, сохраняя некий неписаный этикет. Грязь, цыганские таборы и нищета, среди которых мне было тесно. Все это вгоняло меня в неописуемую тоску.

Молча развернулся и прошел на кухню. За стеклом шкафчика над газовой плитой тускло блестел хрусталь матери. Так мы ни разу ничего и не выпили из него. Одним движением скинул всю посуду себе за пазуху, чтобы потом переплавить ее в хрупкие бугристые пули.

Услышал, как за спиной быстро выбежал из квартиры этот трусливый говнюк-осеменитель. Быстро спустился по лестнице и вывалился на улицу вслед за ним. Снаружи стояла адская летняя жара, внешние блоки кондиционеров тарахтели и капали вдоль домов. Мужичка нигде не было видно.

Перешел через дорогу и сел в первый подошедший к остановке автобус, пустой внутри. Едет до вокзала, как раз мне подойдет. Протянул в вытянутую ладонь водителя горсть монет – оплату за проезд. Он кивком поблагодарил меня, после чего поехал дальше по маршруту.

По дороге мерцали огни ночных автомобилей, а за шторами сменялись типичные унылые пейзажи подмосковной глубинки, состоящие из тлена, разрухи и бесконечных парковок. Ничего интересного. Попросил водителя разбудить меня на конечной и облокотился на мягкий подлокотник, плавя лбом оконное стекло. В глазах потемнело, городские шумы отдалились и перестали раздражать, я заснул.

– Приехали, – донесся до меня сквозь сон голос водителя.

Открываю глаза и вижу в автобусном окне свое помятое отражение вместе со всей обычной вокзальной живностью вокруг.

– Спасибо! – выходя из тесного салона, крикнул я.

Встал на отполированную за много лет ногами пассажиров и атмосферными осадками гладь кирпичной мостовой. Главная площадь еще не успела обрасти мелкими вредителями-торгашами, а все официальные магазины в это время были закрыты.

Вокруг никого не было, только вдалеке мельтешили бродячие псы, копошащиеся в грязи серыми тушками. Внезапно глаза резанул резкий свет фонаря над билетной кассой. Зашел в единственное вокруг освещенное здание вокзала. За стеклом сидела угрюмая женщина лет сорока, полирующая пилочкой ногти.

– Дайте билет в один конец, – почти шепотом обратился я к ней с долей некоего почтения в голосе.

– Вам куда? – растянутым говорком спросила она, будто бы своим вопросом я уже успел вывести ее из себя.

– Да я и сам не знаю, честно говоря, – застенчиво произнес я. – Может, вы сами за меня решите?

– Впервые с таким сталкиваюсь, но так и быть, помогу вам, – над ее тоненькими усиками проскользнула мимолетная гримаса удовольствия.

Кассир что-то быстро напечатала на компьютере и попросила с меня восемь тысяч. Делать нечего, я протянул ей через узенькое окошко зеленые бумажки, в обмен на которые получил картонку билета, после чего проем поспешно захлопнулся. «Путь 6, платформа 4, вагон 3, место 41, отбытие через 20 минут», – прочитал я вслух и засунул билет в карман.

Проскочил через неработающие турникеты и пошел в подземный переход искать свой поезд, ориентируясь на удачу. Лампы в тоннеле поочередно зажигались и гасли, воздух был пропитан спертым духом пота и спермы. Стало трудно дышать, грудь будто сдавило тисками. Наконец через несколько поворотов я вылез наружу.

В тусклом свете фонарей было видно скамейку со спавшим на ней бродягой. Рядом с ним сидела жирная крыса, быстро умывавшая лапками мордочку при помощи воды из лужи. Я не стал их тревожить и уселся невдалеке прямо на холодную гальку. Платформа пустела. Казалось, весь город осиротел, и только жалкий зверек остался в живых.

Металлические рельсы холодно загудели. Вдалеке как бы удивленно появились два ярких золотых глаза локомотива, а вскоре подъехал и сам поезд. Неважно, куда он поедет – главное, что поедет. Железная махина остановилась и дружелюбно распахнула двери. Войдя в вагон, я сразу же отдал свой билет на проверку кондуктору. Она исподлобья смерила меня долгим взглядом, изучив с подозрением мою фигуру, после чего указала направление, в котором находилось мое железнодорожное лежбище.

Начал пробираться через тесные ряды вялых пузатых туш и высунувшихся в проход волосатых лодыжек. Запахло теплым ароматом вареных яиц и цыпленка табака. Где-то негромко шумело продажной рекламной разноголосицей радио. В полном атрибутами старой жизни вагоне были наглухо закрыты все окна, в связи с чем вокруг в изобилии кружили многочисленные мухи, вольготно летавшие между рядами тухлой человечины.

Не раздеваясь, я подтянулся и лег на свою верхнюю полку, а уже через пару минут поезд плавно отошел от платформы и устремился прочь от грязного города, набирая скорость.

Колеса ритмично стучали под железным вагонным полом, а за тонкими и пропахшими застарелым перегаром грязными шторками растянулись бескрайние поля. Люди с нижней полки захотели пересесть наверх, но я им не уступил. Недовольное бормотание моих вынужденных соседей вскоре стихло, а я закрыл глаза и под звуки колесного перестука вскоре нечаянно задремал.

Меня выставили из уютного теплого вагона в зябкую прохладу внешнего мира.

Шелест листьев и стужа в тиши, колыхание колосьев на свежем ветру… Мой поезд скрылся вдали, а я остался стоять в одиночестве посреди заброшенного и опустевшего поля. Тучи темным швом прострочили небо, густой лес рядом как бы манил зайти в его капкан. Исполинские и величественные кроны деревьев жестикулировали, подавая мне непонятные знаки своими ветвями.