Денис Игумнов - Рассказы на закуску

На каждый ромб приходится по два, а то и по три демона. Магистр понимает – всё кончено. Вперёд выходят все оставшиеся в живых рыцари ордена "Воли". Они готовы принять последний бой на этом свете. Солдаты им с почтением и корыстной радостью, подогреваемой желанием прожить несколько лишних минут, освобождают места в первых рядах. На секунду всё замирает и люди, и нечисть словно превращаются в лёд. Раздаётся звук оглушительного взрыва. Это падают городские ворота, сокрушённые силой Камора. Когда он доберётся сюда, люди не смогут даже погибнуть с доблестью, их всех ждёт либо долгая мучительная смерть, либо, что в тысячу раз хуже – вечное рабство. Рыцари не хотят такой участи, они верят в реинкарнацию в других мирах и в другом времени и только Камор может им помешать стать бессмертными героями былинных сказаний. Братья ордена, все как один, выходят из строя и контратакуют чудовищ. Они жаждут, прежде чем умереть, как можно больше созданий мрака нарубить в капусту. Для них важно принять благородную смерть в бою до прихода слепого бога.

Покойники расползаются заразной болезнью по всему городу. Доходит очередь и до дома богача, где в самом разгаре оргия. Мертвецы появляются неожиданно, на закуску сжирают дворецкого и ордой дурных захватчиков вваливаются в дом. Поначалу их не замечают и только после того, как трахающихся людей начинают жевать заживо, голых развратников охватывает ужас скорой смерти. Защищаться они не умеют, им остаётся спасаться бегством. Но они, отупев от страха и похоти, бегают по кругу, трясся влажными разгорячёнными половыми органами, сталкиваются друг с другом и гибнут в мёртвых руках, отдавая свои мозги в дырявые желудки оживших трупаков и нелюдей людоедов – приспешников разрушителя.

Мертвецы толпой поднимаются на второй этаж, где и крики агонии умирающих внизу не пробудили разум увлечённых сексом прелюбодеев. Ла Фильер, забыв обо всех своих бедах, увлечённо наяривает загорелую блондинку, судя по упругому, чуть полноватому телу, крестьянку, когда до его обнажённых ягодиц касаются чьи-то ледяные пальцы. Он думает, что это вновь любители содомского греха предлагают ему свои интимные услуги и, нахмурившись, оборачивается, собираясь, как и прежде, дать им понять, что он не из их братии. Повернувшись, трактирщик, ещё никого конкретно не увидев, говорит:

– Отвали, приятель, я не из ваших!

И только тут Ла Фильер замечает, что над ним нависает не противный голубой развратник, а самый что ни на есть настоящий зомби. Кожу и вяленное временем мясо сорвало с черепа и закрутило в рулоны гнилой стружки, на подбородке и шее создав брыжи из коричневой плоти. В глазницах, заполненных истлевшими листьями, шевелятся незримые личинки и мошки, движения которых придают выражению лица мертвеца зловещую осмысленность. У него между зубов застряли кровавые нитки сухожилий предыдущей жертвы. Зомби кряхтит и, наседая на Ла Фильера, делает рывок в сторону его головы. Зубы щёлкают в миллиметре ото лба трактирщика.

Трактирщик перекатывается с девушки на пол и усиленно болтает ногами: быстрее хочет встать. Зомби переключает внимание на девушку. Она, увидев, кто лишил её законного оргазма, визжит так, что закладывает уши. Вслед за ней и все остальные женщины и мужчины в комнате начинают орать. В дверь валят все новые мертвецы. Они хотят жрать. Их пир начинается. Ла Фильеру ужасно не хочется стать чьим-то обедом и он, пользуясь всеобщей суматохой, выбивает бронзовым подсвечником окно и как был в костюме первого человека на земле, так и выскакивает на улицу. В нескольких местах он режется, но это пустяки по сравнению с тем, что с ним могли сделать в доме.

Трактирщик поднимается, у него, как это ни странно, всё ещё сохраняется эрекция. Сад вокруг него кишит зомби, и они его уже заметили! Ла Фильер бежит, как он думает, к летнему домику для гостей. Льющийся с неба сумрак зигзагами прочерчивают красные всполохи совершенно бесшумных молний. Ветер свистит в его ушах, из каждой тени на него смотрят красные уголья глаз, тянуться костистые руки и хрипят пересохшие глотки. Он вихрем залетает в домик, запирает массивную дверь, приваливает к ней шкаф, пододвигает скамейку.

В дверь начинают стучать, трактирщик вздрагивает от каждого стука и отходит вглубь горницы. К счастью, маленькие окошки защищены колючими, сделанными в форме извивающегося плюща, прутьями решётками. Он оглядывается по сторонам и понимает, что попал в баню, причём в баню для прислуги. По периметру комнаты стоят двухъярусные лавки, кадки, какие-то горшки глиняные, под потолком висят веники. В углу насупилась на незваного гостя белённая большая печь. Ла Фильер приглядывается и в мигающем красном свете, идущем из окон, замечает, что на ней кто-то сидит и смотрит на него. Бабка! На него уставилась дряхлая бабка! Она соскакивает с печки на пол и затем по горшкам, по горшкам, по горшкам!

Бабка стремительно приближается к нему и Ла Фильер понимает – она дохлая, давно дохлая. Он рискует тем, что эта бабка станет его последней невестой. Она подскакивает к нему, трактирщик встречает её ударом в нос. Ощущение такое, что он ударил по кулю пыльных тряпок. Бабка прилипает к нему ледяным пластырем, пытаясь кусать беззубым ртом. От неё жутко пахнет сыростью, прелью и гнилым луком. Откуда она откопалась? Трактирщика передёргивает дрожь омерзения от текущих по его груди вонючих слюней. Ла Фильер толкает бабку, она хватает его за горло; вместе они падают. Начинается мерзкая возня. Они закатываются под лавку, под руку Ла Фильеру подворачивается железный ковш на длинной рукоятке. Он выползает из-под лавки первым, встаёт на лавку и дождавшись, когда высохшая черепушка бабки появляется, лупит её изо всех сил её по темечку. Бьёт её снова и снова, пока череп не распадается, кожа не трескается и кости не дробятся в сыпучий серый песок. Выпавшие из черепа глаза, очумевшими слизнями уползают в темноту угла. Он победил.

Ла Фильер по-прежнему полностью обнажён, стоит на первой ступени в тёмной клетушке бани и держит в руке ковшик для воды, а вокруг дома ходят раздосадованные его удавшимся побегом голодные зомби. Увидев себя, как бы со стороны, трактирщика сотрясает истерический смешок. Конечно, ему не до смеха, он смертельно устал и хочет домой – в то место, которого у него никогда больше не будет. Он садится на корточки, машинально теребя мошонку. Что делать дальше? Сдаваться на милость слепого ужаса он не собирается. Проходил. Словно на его мысли о дальнейшей судьбе в ответ с улицы раздаётся громкий шум и оглушительный гул. Камор в городе, а значит, всему и вся приходит конец. Встречаться с ним повторно Ла Фильер не имеет никакого желания. Как говорили раньше в воровском квартале перед тем, как пырнуть жертву грабежа ножом, – "Сегодня ты, а завтра я". – Только трактирщик не хотел умирать ни сегодня, ни завтра.