Герман Шендеров - Топливо твоих кошмаров

Стены были заклеены старыми газетами, заляпаны и исцарапаны. В глаза мне бросилась какая-то размытая фотография, закрепленная над головой Ханыги. Зернистое изображение странным образом нервировало меня чуть ли не больше, чем жутковатые обитатели этой квартирки, врезалось тонким хищным сверлом в лобные доли. Почему-то при взгляде на заброшенную стройку и неловко целующихся подростков на фото сердце мне защемило, в мозг чернильным пятном вплыли такие же истертые, размытые, будто чужие воспоминания. «Нельзя дать ей уйти!» Я тряхнул головой, прогоняя непрошеные мысли.

– А я – Паша, Пахан то есть, знакомы будем, – перевитая колючей проволокой узловатая ладонь протянулась ко мне, и я с неохотой пожал ее, – Ханыга, соответственно, и Торчок. Скоро Анжелка-Профура еще вернется.

Торчок все еще сидел рядом с моей сумкой, плотоядно поглядывая на нее. Безногий уродец был весь покрыт некрозными пятнами и порчеными венами, которые я поначалу принял за татуировки. Пустые бельма бессмысленно пялились на меня, пока пальцы со шприцами на месте ногтей сосредоточенно обыскивали пол вокруг.

– По какой статье, листва? – продолжал допрашивать Пахан.

Почему-то я и правда почувствовал себя, будто в тюрьме – решетки на окнах лишь добавляли атмосферы, поэтому я ответил просто:

– Не знаю.

– Каждый фраер знай свою статью! – строго просипел татуированный, – Ты чего на лестнице-то отдыхал? Думали – жмурик! Уж мечтали – пообедаем, а ты, падлочка, дышишь?

Перспектива стать обедом для этих уродцев ужасала и одновременно казалась выходом из бесконечного кошмара. Устало вздохнув, я просто смирился с окружающей меня фантасмагорией.

– Какой-то свиноголовый с третьего уже пытался меня сожрать, – с нервным смешком сказал я.

– Борька что ли, Чушка который? Ну, схарчить – еще куда ни шло, там варианты есть, – смешливо прогнусавил Торчок.

– Варианты? – недоуменно переспросил я.

– Еще бы! Борян-то известный взломщик мохнатых сейфов! Две «мокрые девы» на нем и дочурка в довесок. Насадит на кучерявый пень – как посрать сходит! – с ненавистью шипел тощий в проволоке.

– Ага-ага! Береги одежду снову, а тухлую вену – смолоду! – добавил наркоман, и Ханыга неумело рассмеялся, разбрызгивая вонючую слюну из своей гипертрофированной челюсти.

– Ты с Чушкой не корешись особо, шнырь он, для Управдома шерстит, вынюхивает, – продолжал Пахан.

– Да какой такой Управдом? – нервно воскликнул я. Весь этот цирк уродов в тюремном антураже начинал откровенно надоедать. Торчок уже было открыл рот, чтобы ответить, когда в коридоре хлопнула дверь.

– О, Профура вернулась! – радостно скрипнул татуированный.

На кухню неловко и одновременно изящно вошло существо. Ее можно было бы принять за женщину – длинные, крашеные в блонд волосы, красная мини-юбка, стриптизерские туфли. Но странная походка придавала ей сходство с животным – она перемещалась на четвереньках, отклячив аппетитный зад кверху, царапая выцветший паркет огромными красными ногтями. На шее у создания болтался лакированный клатч, а ее когда-то миловидное личико было рассечено надвое и неровно сшито посередине. Густо накрашенные ресницы будто бы ощупывали воздух, вздернутый носик хищно шевелился. Взгляд задернутых поволокой глаз вперился в меня.

– А кто это у нас тут такой симпатичный? – промурлыкала Анжела, приближаясь ко мне.

– На хату к нам заехал сегодня, первоход, – отозвался Пахан.

Девушка медленно и вальяжно, словно тигрица кралась в мою сторону, немного скалясь. Ее полная грудь колыхалась в широком вырезе футболки, поглощая мое внимание. Мелькнуло красное пятно соска, и я, зардевшись, отвернулся. «Не время и не место» – одернул я сам себя.

– Принесла? Принесла? Ну скажи, что принесла? – неуклюже перебирая длинными тощими руками ковылял ей навстречу Торчок.

– Принесла-принесла, отстань только! И к Ветерану теперь сам ходи – он бычки о спину тушит! – Профура залезла длинными тонкими пальцами в клатч и швырнула наркоману полувыдавленный тюбик клея. Тот в блаженном экстазе забился куда-то в угол. Вскоре над его головой раздулся пакет.

– И как же тебя зовут, красавчик? – прыгнув, словно пантера, существо преодолело расстояние, отделявшее меня от нее, – Что у тебя есть с собой? Не хочешь поделиться с Анжелой? За маленький подарок Анжела покажет тебе, что умеет.

Длинный лопатоподобный язык, как у собаки вытянулся из ее рта и лизнул меня в подбородок. В голове шумело, мысли путались. Я понимал, что отсюда нужно валить, но меня не отпускало чертово любопытство – каково же это, с таким языком…

– Эу, алюра, уймись, а то я тебе мигом фары помою, – подал голос клеткоголовый, вырвав меня из транса, – Он человек новый, не в курсах еще, что к чему.

Анжела резко развернула голову к уголовнику, шея с хрустом вытянулась в его сторону.

– Пасть завали, шакал позорный! Работать мешаешь! – прорычала она.

– За шакала мы с тобой после пожуем, а пока оставь паренька в покое, он пока не в курсе, до чего ты баба лютая.

– А я ему сейчас продемонстрирую! – плотоядно оскалилась Анжела и прыгнула к Пахану, метя торчащими клыками тому в пах. Стоило этим двоим сцепиться, как Ханыга грозно замычал и ринулся в кучу-малу, похоже, соблюдая в драке абсолютный нейтралитет.

– Расползаться тебе в мазу, пацанчик, – гнусаво заметил Торчок, не отрываясь от пакета с клеем. Подхватив распотрошенную сумку, я рванулся к двери и вылетел наружу, подгоняемый раздающимися из квартиры визгами Профуры, кряхтением Пахана и неразборчивым воем Ханыги.

Я перепрыгивал через ступеньки, рискуя упасть и разбить себе нос, преодолевал пролет за пролетом, спускаясь на первый этаж. Меня больше не волновала ни семейка каннибалов, ни странный обитатель квартиры на втором этаже. Все, чего я хотел – это вырваться из проклятой девятиэтажки и забыть все произошедшее здесь, как кошмарный сон, никогда не возвращаться в этот сонный, загнивающий райончик и не вспоминать вываренный эмбрион, плавающий в тарелке, полной кровавого поноса.

На пути мне никто не встретился, и я, подгоняемый инерцией и ужасами, оставленными позади, все продолжал спускаться, но лестница никак не заканчивалась. Взглянув в щель между перилами, я увидел, что этажей внизу осталось чуть ли не больше, чем наверху. Да как такое вообще возможно?

Чем ниже я спускался, тем более запущенный вид имел подъезд. Двери квартир выглядели сгнившими, под дерматиновой обшивкой будто бы что-то шевелилось, а номера превратились в ржавые нечитаемые иероглифы. Некоторые ступеньки осыпались потрескавшимся бетоном, когда я на них наступал. На одном из пролетов перила были выворочены и торчали в проходе – пришлось прижаться к заляпанной не пойми чем и исписанной стене подъезда. Штукатурка сыпалась мне за шиворот, в углах клочьями висела паутина. На каком-то из этажей на глаза мне попалось свисающее из-под окна осиное гнездо.