Герман Шендеров - Бездна твоих страхов

Ночное кладбище очаровывало. Все эти древние надгробия, массивные кресты и золоченая роспись напоминали о старых добрых фильмах ужасов из тех времен, когда я был еще ребенком. Надрывались сверчки, над дальними могилами вились огоньки светляков, а бэрлаух продолжал все так же благоухать, наполняя мои ноздри ароматами свежей лазаньи, пасты болоньезе и курочки кунг-пао.

Голоса я услышал, проходя мимо колонн колумбария. Не знаю, что меня дернуло, но я нырнул туда – в темноту неглубоких ниш, где частенько ночевали бомжи. Во мраке неровно поблескивали оранжевые огоньки сигарет. Когда глаза немного попривыкли, мне удалось распознать свою кладбищенскую знакомую в компании каких-то парней.

– Эй, привет! Это мне вы рассказывали про дзен, – бросил я дружелюбно и помахал рукой, вполне ожидая, что при своих знакомых она и не посмотрит в мою сторону, но готесса удивила. Выйдя из тени – ей как-то удавалось горбиться даже стоя, – она подошла ко и как-то неловко поцеловала меня в небритую щеку. Из ее рта пахнуло зевом мусорного контейнера.

– Привет. Знакомься, это Огр и Бокасс, – указала она на тени в нише. Оба казались невероятно высокими и при этом тоже страшно сутулились, лица их были скрыты капюшонами. У одного из-под накидки торчала всклокоченная серая борода, лицо другого, кажется, было черным и вовсе терялось во мраке, лишь поблескивали лихорадочно блеклые рыбьи глаза.

– Ты сама так и не представилась. Меня, кстати, Бенджамин зовут. Можно просто Бенни, – я протянул руку туда, во тьму, но тени в нише даже не пошевелились.

– Мы не жмем рук, – пояснила девушка поведение своих друзей, – Мы обнимаем друг друга за лица, вот так.

Она положила обе ладони мне на щеки и нежно провела по лицу, словно была слепа и пыталась понять, кто перед ней. Кружево перчаток щекотало нос, и я чуть было не чихнул.

– Теперь твоя очередь, – насмешливо предложила готесса. Вдохнув поглубже, я поборол смущение и залез руками ей под вуаль. Кожа у девушки была холодной и гладкой, словно резиновая форма для льда, но я не придал этому значения – куда важнее был для меня, женатого мужчины, тот факт, что я сейчас трогаю лицо чужой, почти незнакомой мне женщины, а обручальное кольцо цепляется за многочисленные гвоздики пирсинга. Отняв, наконец, руки, я застыл, не зная, что делать дальше, а незнакомка удовлетворенно выпрямилась, оказавшись чуть ли не на голову выше меня.

– Кстати, мое имя Монт, если тебе интересно.

– Монт, – я мечтательно покатал на языке имя девушки, которая первая за несколько лет не смотрела на меня, как на прямоходящую свинью. Тем временем двое, стоявшие до этого поодаль, приблизились ко мне и, бросив сигареты на землю, по очереди провели ладонями по моему лицу. Их длинные ногти – дань давно ушедшей моде – слегка царапали кожу. На щеках, подбородках и бровях готов поблескивали какие-то гвоздики, скрепки и кольца, а у Бокасса на черной коже болталось несколько цепей, скрепляющих веки с ноздрями.

– И что ты здесь делаешь в столь поздний час, Бенни? – раздался хрипловатый, бархатный голос Монт.

– Да так, решил срезать. Вы?

– Мы здесь… обитаем, – усмехнулась готесса, следом за ней всхрюкнул Бокасс. «Обитаем» – что за глупость? Странная все же компашка. Я вдруг понял, что взгляды неформалов клином сошлись на мне. Стало неуютно, где-то под ребрами мокро заворочался ком снега, а снизу я ощутил приступ «медвежьей болезни». Мысленно я быстро перечислил в голове все ценные предметы, что были у меня с собой – мобильник, кошелек, ключи от квартиры… Если они их у меня отберут, им же в руки попадет и мой айди с адресом, они смогут заявиться ко мне домой и даже что-то сделать с Анной. Странным образом, я даже на секунду понадеялся на такой исход событий. Что сейчас эта троица оберет меня до нитки – сопротивляться я не собирался – я пойду в участок, буду там размазывать сопли, тянуть время. Потом полицейская машина привезет меня к дому, мы зайдем в квартиру, а там…

– Ну ладно, мне, наверное, пора. Приятно было познакомиться.

Я медленно попятился от троицы фриков, словно проверяя, дадут ли они мне уйти. Те остались неподвижны, будто какие-то гротескные могильные изваяния. Облегченно выдохнув, я развернулся в сторону выхода из колумбария, но застыл. Волосы на затылке встали дыбом, кишечник бунтовал против всего остального тела, а снежный ком в груди растаял, заливая внутренности холодной, склизкой водой. Безликий ангел стоял прямо передо мной. Как я его только не заметил по пути сюда? Сделай я еще шаг – и пнул бы валуноподобный постамент, надписи на котором стерлись и теперь напоминали следы от когтей животного. Зеленоватое могильное свечение окутывало выщербленную фигуру. Вблизи обломки за спиной больше не походили на крылья, скорее на какой-то причудливый спинной гребень, руки казались не по-человечески длинными, а губы – последняя деталь, оставшаяся от лица – хищно кривились не в презрении, но в готовности обнажить зубы. Так скалятся приматы, выставляя вперед мягкую плоть, чтобы обнажить острые резцы и клыки. Казалось, что стоит мне отвернуться, как тварь запрыгнет на спину, вцепится когтями в ребра и начнет питаться, как это делают гиены – не убивая жертву.

В суеверном ужасе я отшатнулся назад, уперся во что-то и тонко, по-бабьи вскрикнул.

Обернувшись, я увидел перед собой Монт.

– Ты как будто привидение увидел, – усмехнулась она, не меняя выражения лица. Где-то за ее спиной заливисто хохотал шакалом Огр, в тон ему попискивал цыпленком-пуховичком Бокасс.

Смущение подожгло мои уши и щеки: испугаться старого памятника на кладбище – что может быть глупее? Но, девушка, кажется, не придала этому значения – взяв меня за руку, потянула за собой, в нишу.

– Пойдем, выпей с нами…

В голове уже выстроилась, обросла запятыми и интонациями заготовленная фраза о том, что мне пора, я устал, и дома меня ждет жена, но внутренний голос предательски шепнул: «Нет, не ждет!» Другого повода отказываться я не видел.

Оказавшись в нише, я неловко кивнул парням, что прижимались к стенам, не обращая на меня внимания. Только чернокожий гот продолжал тоненько попискивать, словно все не мог отсмеяться. Их кислое дыхание обдавало меня с двух сторон, и мне в голову непрошеным воспоминанием влезла морда собаки, которая у меня была в детстве – хулиганистого лабрадора Макси. Когда он возвращался с прогулки, запах из пасти у него частенько был точно таким же – это означало, что пес наелся тухлятины. Обычно в такие моменты я гнал его от себя, не в силах сдерживать рвотные позывы. Но сейчас все было не так плохо – все же готы не тыкались в меня мокрыми носами, а жуткий смрад из их ртов забивал запах черемши, который доходил до какой-то совершенно запредельной концентрации здесь, в нише.