Юлия Бурбовская - Когда зазвенит капель

– Вот тут… женщина сидела… грязная такая…

– Ушла может? Я не вижу никого.

– Нет, так быстро она не могла уйти. Показалось, наверное…

– Даш, ты себя хорошо чувствуешь? У тебя щеки красные. Ну-ка, дай лоб, – Любава поднялась со своего места и легко прикоснулась губами к пылающему Дашиному лбу, обдав сладкой волной духов.

– Да ты горишь! Ты заболела! Саш, пойдем проводим ее домой!

Даша поставила локти на стол, обхватила голову руками, потерла виски.

– Не, не надо, ребят. Я сама дойду.

– Точно дойдешь? Может, такси вызвать тебе?

– Не надо. Дойду, правда.

– Ну смотри. Напиши мне потом, как домой придешь.

– Напишу, – Даша попыталась улыбнуться, но вышло вымученно: голова разрывалась на части от накатившей боли, – спасибо, Саш. Возьми.

Даша протянула тетрадь. Черт с ним, с конспектом. Потом как-нибудь. Все равно сейчас сил нет дописывать.

Вышла на улицу. Снова троллейбус. Пока ждала, пошел дождь, мелкий. Села у окна, лбом к стеклу. По нему разводы от дождя, как акварель гениального творца. Или это от слез поплыла картинка?

Ревность… Что за глупое слово. Ревнуют своё к чужому. А он не её. И хватит уже думать об этом. Любава его достойна.

Утерла слезы, не хватало еще, чтобы мама видела. Переход через пустырь, направо, еще дальше, дворами – домой. Дом у реки, старая хрущевка. Их с матерью квартира на первом этаже.

Клацнул дверной замок о вспоровшие его нутро ключи. Тишина дома. Даша прикрыла за собой тихонько скрипнувшую дверь, нашарила рукой на стене выключатель в жирном грязном пятне. Сняла промокшие ботинки, повесила в узком коридорчике пальто. Два шага – и вот она уже стояла в арочном проеме проходной комнаты.

Там на пухлом разложенном диване спала мать. Комната напоминала островок советского уюта. Вдоль длинной стены старая полированная стенка, в ней за стеклянными дверцами – хрусталь. В углу у окна телевизор. И нигде ни пылинки. Даша на цыпочках прокралась мимо в свою спаленку, повесила сумку на стул.

В ее комнате все по-другому. Еще пять лет назад она стену над кроватью залепила постерами из журналов. Напротив шкаф, рядом стол с компьютером. Мама с отпускных купила его с рук. Кругом стопками были навалены диски, учебники, тетради, в бархатном мешочке висели наушники. «Да у тебя черт ногу сломит!» – все время ругалась мама. А из окна вид на речку. Летом гладь воды не разглядеть, она зашторена зеленым занавесом, а сейчас деревья почти сбросили свой желтый наряд и сквозь кружево веток проглядывает серое полотно Томи.

Даша в темноте прошла на кухню. Она могла бы ходить по дому с закрытыми глазами. В этой квартире, где она выросла, где бегала босиком, с распущенными косами, куда возвращалась из школы, здесь годами ничего не менялось.

Это так непонятно и понятно одновременно. Почему-то из своего детства она почти не помнила папу. Лет до двенадцати. Очень отрывочно и несущественно. Помнила только поездки с ним на муковозе: он привозил муку на хлебозавод и всегда возвращался с обжигающим хлебом прямо из печи. И помнила, как он водил автобус, а Даша на капоте сидела и продавала билеты. А еще помнила, что он пил. Много и часто.

Когда Даше было двенадцать, отец повесился. Это был такой удар, что ей тогда казалось, у нее вырвали сердце и облили его кислотой. Взрослые почему-то считают, что дети – не люди и ничего не понимают. А дети – это люди. Самые настоящие люди, только маленького роста.

Мать после этого вечно на работе. Сутки через трое мыла полы в хирургии. Платили копейки. Между сменами подрабатывала чтобы купить Даше сапоги к зиме.

Даша залила булькающей водой чайный пакетик, достала холодные макароны, высыпала их на политую маслом сковородку. Деликатесов у них отродясь не водилось.

Измерила температуру – нормальная. И щеки уже не горят, и голова почти не болит. Странный сегодня день. Достала телефон, написала Любаве. Хорошая она, беспокоится наверное…

Глава 2

До конца пары оставались считанные минуты. Любава стремительно писала и все равно едва поспевала за лектором: он не диктовал, а просто говорил, говорил, нудно и монотонно, так что многие студенты сложили головы на парты и нагло спали. Еще и сзади сидели две беспечные трещотки и тыкали ее карандашом в спину:

– Любка! Эй! … Люба! Пссс!

– Ну че надо?

Любава нахмурилась и обернулась. Если не ответить, того и гляди вся спина в синяках будет. Белка и Стрелка, так уж прозвали этих неразлучных подружек, весело смотрели на нее сверху вниз. Лекция их явно не заботила. Белка красила ногти лаком, смешно растопырив пальцы, а Стрелка держала в руках маленькое карманное зеркальце, перед которым она тщательно пудрила и без того идеально гладкую, словно фарфоровую кожу. “Потом ведь опять будут просить тетрадку отксерить” – мелькнуло в голове у Любавы.

– В клуб пойдешь? В “Октябре” сегодня девушкам вход по пятьдесят рублей!

“Октябрем” назывался низкопробный ночной клуб на проспекте Фрунзе, недалеко от университета, с убогим интерьером а-ля восьмидесятые, но и с ценами под стать тощим кошелькам студентов. Любава про себя называла его “тошниловкой” за то, что многих перебравших гуляк выворачивало прямо там.

– Не. Мне на кафедру надо после пар, Роману Юричу черновик курсовой показать. А потом домой, дописывать.

– Роман Юрич то, Роман Юрич се. Да ты втрескалась в него, похоже, – насмешливо протянула Белка.

– Или он в нее. Посмотрим, посмотрим, если зачет автоматом поставит, значит точно втрескался! – хохотнула Стрелка

– Дуры, – беззлобно сказала Любава и отвернулась.

За этим разговором она пропустила последние слова преподавателя и досадливо поморщилась. Пойти что ли догнать доцента, спросить, не задал ли он чего? Да нет, неловко как-то. Ну да ладно, впереди еще куча дел. Дашке вот надо позвонить. Хоть бы она не разболелась там, а то и помочь реанимировать сломанный компьютер будет некому. А еще успеть на кафедру забежать к профессору.

Чтобы там ни воображали себе Белова и Стрелкова, а к профессору Роману Юрьевичу Любава и правда зачастила. Она восхищалась его острым пытливым умом, его проницательностью, его беззаветной любовью к работе. Все свободное от лекций время он проводил в биологической лаборатории, где отчаянно пытался найти ту самую идеальную формулу, побеждающую раковые клетки. Несколько раз он и ее приглашал, еще на втором курсе в прошлом году. Тогда она просто в восхищении разглядывала стеклянные джунгли: бесчисленные колбы, стаканы, воронки, пипетки.

В этом году он обещал ей настоящую научную работу в лаборатории. Любава загорелась его идеями, грезила постичь секреты мастерства. И вот наконец первые практики! Но только почему-то никаких фонтанирующих открытий, никаких Архимедов, выпрыгивающих из ванн. Вместо этого простые и почти медитативные действия: надеть насадку на дозатор, набрать жидкость, вылить жидкость, снять насадку. И так из раза в раз. Но она понимала, что именно эта кропотливая сложная работа рано или поздно приведет ее к прорыву.