Сергей Че - Красная башня

Маша не ответила. Впереди, у пешеходного моста виднелся черный минивэн Следственного комитета и стояли несколько человек. Над ними нависала уродливая краснокирпичная многоэтажка, и, увидев ее, Иван вдруг подумал, что она тоже вполне может сойти за красную башню. Это был один из двух одинаковых домов времен развитого социализма, которые торчали над набережной Федоровского, как два квадратных зуба.

– Заставляешь за собой побегать, – хмуро сказал Воеводин, когда они подошли ближе.

«И в мыслях не было» – хотел было сказать Иван, но осекся.

Жертва.

Девочка, на вид лет двенадцать-тринадцать, обнажена.

Она лежала у решетчатого ограждения с сотнями разноцветных замочков, оставленных влюбленными парами. Руки и ноги были закованы в массивные деревянные колодки. Ржавая цепь тянулась от одних колодок к другим и была обмотана вокруг шеи. Сквозь растрепанные светлые волосы лица было не разглядеть. Под телом виднелась подстилка из многослойного гофрированного картона.

– Прикройте уже что ли, – резко сказал Воеводин и отвернулся.

Кто-то принес покрывало и опустил на тело.

От минивэна подбежал опер.

– Машину засекли на Арзамасской трассе! Теперь не уйдет.

– Отлично, – Воеводин махнул рукой. – Все за дело! Чего столпились? Живо по домам, опрашивать!

– Как это случилось? – тихо спросил Иван.

– На площадку заехал внедорожник, – сказала Маша. – Кто-то выгрузил тело. И уехал. Но попал на кучу камер, да и свидетели нашлись, – она кивнула на двоих старушек, сидящих невдалеке на скамейке. – Номер запомнили.

– Иван! – Воеводин повернулся к нему. – Колодки по твоей части. Посмотри.

Иван шагнул вперед. Его вдруг прошибла мысль, что лежащая перед ним девчонка напоминает Настю. Те же светлые волосы, то же худенькое тельце. Тот же возраст, когда… Его затрясло. Он повернулся к Маше, но та стояла у ограждения и смотрела вниз, на ночной город.

Бред.

Насте было бы сейчас уже семнадцать. Он глубоко вздохнул и склонился над колодками.

Прежде такие он видел только в фильмах и на картинах. Тяжелые, вырубленные из цельного бревна для преступников и рабов. Вот только по всем граням и тех и других колодок тянулась искусная резьба.

– Тот же самый резал, – сообщил опер Егорьев. – Что и столб с идолом. Я теперь, можно сказать, его почерк знаю. Наклон резца у него своеобразный. И все вычищает до идеала. Перфекционист.

– Зато сюжеты другие, – пробормотал Иван.

– Ну, вот это уже по вашей части.

Колодки на ногах были изрезаны завитушками, цветами и травами, среди которых иногда попадались раскидистые деревья и сказочные животные. Львы с крыльями. Птицы с человеческими головами. Свернувшиеся змеи. Иван поискал волков, стоящих на задних лапах, но их здесь не было.

– Надо будет поднять и посмотреть, есть ли резьба снизу, – сказал он.

– Потом, – отмахнулся Воеводин. – Судмедэксперты еще не закончили.

На верхних колодках стояли в ряд стилизованные человеческие фигуры в длинных одеждах и скакали всадники с мечами. По углам были вырезаны восьмиконечные кресты. Одна из граней была полностью заполнена витиеватой надписью.

– Что скажешь? – подошел Воеводин.

– Сложно так сразу, – Иван пожал плечами. – Надо смотреть подробнее. Похоже на барельефы с русских домонгольских храмов. Если на идоле и втором трупе символика была языческой, то здесь она явно христианская.

– А это что? Тоже тайнопись? – спросил Воеводин, показав на надпись.

– Не знаю. Вряд ли. Похоже на уйгурский текст времен Чингисхана. В тайнописи такие символы не использовались.

– Это не уйгурский текст, – послышалось сзади.

Садовский стоял в тени дерева и хмуро смотрел на тело.

– Вы кто? – взвился Воеводин. – Кто пустил постороннего?!

– Это профессор Садовский, – сказала Маша. – Бывший научный руководитель Политова. Может оказаться полезным.

– Может или не может – это я буду решать! – сказал Воеводин. – У вас нет допуска. Вон с площадки!

– Это не монгольский текст, – повторил Садовский. – Это написано согдийским письмом. На согдийском языке. Я могу это прочитать. Учил в свое время, когда в Средней Азии крепости раскапывал. Но если у вас много времени на поиски переводчиков, я конечно могу уйти вон с площадки.

Он повернулся.

– Стойте! – Воеводин поднял руку. – Не стройте из себя обиженку. Здесь произошло убийство. И если вы что-то знаете…

– Знаю, – перебил Садовский. – Тут очень простая фраза. Всего четыре слова. Здесь написано: «Русская рабыня для великого эмира». Ну, точнее не русская конечно, в согдийском не было слова «русская». Дословно «рабыня из северных лесов», но по смыслу…

Воеводин выругался.

– Что еще за согдийский? Что это вообще такое?

– Давно вымерший язык. Его даже потомки согдийцев таджики уже не помнят. Откуда он здесь взялся, одному богу известно.

– Таджики? – Воеводин повернулся к операм. – На кого зарегистрирован внедорожник?

– Пока ищем.

– Плохо ищете! Так трудно пробить номера по базе данных?

– Пробить не трудно, товарищ полковник. Но этот номер закреплен за самосвалом. Пытаемся идентифицировать через камеры. Вдруг попадется с настоящими номерами.

Минивен СК вдруг мигнул дальним светом, дверца хлопнула и к ним подбежал Егорьев.

– Поймали урода! Две машины протаранил, в третьей застрял! Вы не поверите, кто это!

Он сунул под нос Воеводину смартфон с присланной фотографией.

– Один из тех гастарбайтеров, которые у нас вчера права качали! Представляете?

Воеводин медленно обвел всех взглядом.

– В управление его. Живо, – он повернулся к Садовскому. – Вас, профессор, это тоже касается.

***

– Аллах акбар!

Удар в живот выбил из легких весь воздух, и теперь он мог только хрипеть.

Кулаки у гяура были как гири.

– Аллааа…

В голову тут же прилетело снова, и перед глазами вспыхнули многочисленные звезды. Шухрата отбросило к стенке фургона, и вокруг все задребезжало.

– Полегче, Семеныч, – сказал тот, кто не принимал участие в экзекуции, а спокойно сидел ближе к водителю. – Не довезем еще. Начальство с нас три шкуры спустит.

– Молчи. Ты просто не видел, что эта тварь сделала с девчонкой. – Семеныч протянул лапищу и сграбастал Шухрата за воротник. – Скажем, сопротивление при аресте. Я знаю, что делаю.

Удар в зубы.

– Аллах акбар.

Семеныч сплюнул.

– Ваххабит херов.

Шухрат Салимов, 18 лет, уроженец Пенджикентского района, совершенно не знал русского языка, хоть и отучился полгода в педагогическом институте. Поэтому он повторял единственную фразу, которые знали все гяуры от мала до велика.

– Аллаа-ах акбар…

Ботинок Семеныча припечатал его по челюсти.

– Привыкай, урод.