Кейси Доуз - Дневник Эбигайл

– Довольно! – оборвал отец. Он повысил голос, потому я сразу же замолчала – господи, Эби, откуда в тебе столько мерзости? Ты не можешь хотя бы одно утро притвориться нормальным, благодарным ребенком.

– Ну да куда мне до Маркуса! Хотя, кажется, после Пита мы с ним оба на скамейке запасных. Меня не допускают до игры, а ему стараются пришить оторванную ногу.

– Еще пару таких завтраков – предупредила меня мама – и ты будешь на постоянной основе есть отдельно.

– Наверное, я этого не переживу – сгримасничала я – это страшнейшее наказание, что я слышала. Есть отдельно от дауна, у которого еда изо рта вываливается, и предков, что считают, что это совершенно нормально.

– Эбигайл – предупредил отец, но мое обиженное эго уже не могло остановиться.

– Может – продолжала я – ему бы и было лучше, если бы вы признали в нем дауна и не старались сделать из него нормального человека. Потому что в своей роли дауна он, может, ничем от других и не отличается, но когда вы пытаетесь во всем поставить его с остальными детьми, то только акцентируете внимание на том, насколько он недееспособный урод..

– ХВАТИТ! – крикнула мама и бросила ложку на стол. Одна ее прядь выбилась из хвоста – отныне ты завтракаешь отдельно, Эбигайл.

– А что скажет ваш бог, если узнает об этом? – хмыкнула я – наверное, тогда он оставит нашу семью. Хотя, сдается, он сделал это еще в день смерти Пита.

Однако, в обед я узнала еще более офигенную новость. Мамаша решила договориться со моей школой, чтобы водить Маркуса на индивидуальные занятия туда для «особенных».

– Боже, мам! – взмолилась я – почему они не могут приходить к нам в дом, как в Беркли?

– Маркусу необходима социализация. Ему будет полезно видеть других детей.

– Господи, мама! Все же узнают, что он мой брат!

– И что с того?

– Ну да, действительно! Какая-та новенькая с Беркли, еще у которой у брата слюни изо рта текут, а мамаша носится с ним и едва ли не задницу подтирает. Вы с папой решили все наши тузы на стол перед школой выложить? Да вы меня просто ненавидите!

– Все только вокруг тебя – нахмурилась мама – пора перестать думать, что мир вертится вокруг Эбигайл Хиггинс.

– Ну да, о чем это я – кивнула я – он вертится только вокруг вас и ваших желаний. Теперь ваше желание – Маркус. А что с ним будет, когда он вам надоест, а?

Я увернулась от маминой замашки ладонью и юркнула в свою комнату.

Весь день я провела в своей комнате. Родичи постоянно что-то делали, видимо, по остаточному переезду – снизу то и дело доносился шум, зато наверху было тихо. Конечно, этот этаж был пока не особо облюблен. Туда родители и Маркус поднимались только на сон.

Немного подумав, к вечеру я все-таки спустилась в подвал за краской. Тусклая лампочка еле освещала пространство и мне пришлось побродить, чтобы отыскать нужную банку. В какой-то момент мне показалось, будто за мной наблюдают.

Резко обернувшись, я не обнаружила никого, однако мне вдруг стало резко холодно и неуютно. Возникло острое желание поскорее отсюда убраться. Отыскав нужную банку, я схватила ее и поднялась наверх, не выключая свет, чтобы вновь не пришлось спускаться в темноте, когда придется возвращать банку.

Поставив свой отпечаток на табличку к остальным и потратив не больше десяти минут, я вернулась к подвалу.

Свет был выключен.

Наверняка, экономная мамочка иди сердобольный отец успели заметить, что он горит и постарались на славу. Мне пришлось спускаться в темноте. Уже на последней лестнице я явственно ощутила на плече чье-то дыхание. Резко дернув за шнур лампы, я обернулась.

Никого.

В подвале жуткие сквозняки, так что причудится разное. Я бы сказала отцу, чтобы он там все наладил и чтобы из всех щелей не дуло. Но они обращают внимание на мои просьбы не больше, чем на жужжание мухи, потому это бессмысленно.

Поставив краску, я поскорее ретировалась с подвала.

Ночью опять стучала калитка. Я решила, что мамину безалаберность не переупрямить – я была виновата в любых случаях, потому не пошла ее закрывать.

Конец записи.

Сегодня мне впервые не всучили прокол с калиткой. Уж не знаю, почему – может это всех уже просто задолбало. Но с утра она была закрыта – значит, они уже заметили ее, но ничего мне не сказали. Ладно.

После ланча мама оставила Маркуса на меня.

– Не хочу я с ним сидеть.

– Это не просьба, а требование, Эби – заявила она – мне надо пойти в школу, договориться по поводу него с учителями и директором. А твой отец занят обустройством дома.

– Ага, и чем же?

– Он разбирает вещи, подвал.

– Там не мешало бы залатать дыры, повсюду сквозняки.

– Разберется.

Как я и говорила. Всем насрать на мои просьбы. Мамино «разберется» можно было счесть за «обойдется без сопливых».

– И надолго ты?

– Как будто тебе есть куда спешить.

– Спасибо, мам.

– Всего лишь правда.

– Когда я говорю правду об уродце, ты бесишься.

– Прекрати его так называть.

Я лишь пожала плечами, как бы говоря «ну вот опять». У мамы двойные стандарты, это ясно каждому. А папа ходит под ее высоким толстым каблуком.

– Сладкое ему не давай, без присмотра не оставляй, следи за его.. – начала мама.

– Я знаю – перебила я ее – ты каждый раз повторяешь одно и то же. Я. Знаю.

Но мне все равно пришлось дослушать ее заготовленный монолог до конца. Она словно была телефонным роботом, которого невозможно было остановить или перебить. Только дождаться окончания заготовленного текста.

Когда она ушла, я довела Маркуса до гостиной и уселась в кресло, когда он грохнулся на пол. Гостиная пока была мало обхожена – но это была большущая комната и при должном декоре выглядела бы кайфово. Пока здесь стояла лишь часть мебели, что предки выкупили от прошлых владельцев. Папа уплатил за это дополнительно 500 баксов, зато не пришлось платить грузчикам.

Мебель это был большой диван и пара кресел. Посреди стоял стеклянный столик. К его лакированной ножке сейчас и побрел Маркус.

– Эй, придурошный – окликнула его я – давай не усложнять друг другу жизнь?

Естественно, он меня не понял.

Я раздраженно схватила его за руку и усадила в кресло. Он тупо уставился перед собой.

– Наверное, тебе еще хреновее, чем мне – предположила я, когда сверху раздался грохот.

И тишина.

– Пап? – нахмурилась я.

Мама сказала, что отец наводит порядок в подвале, но очевидно, он перебрался уже наверх.

– Ты там в поряде, па? – крикнула я уже громче.

– Да, а что? – голос отца с подвала.

Я озадаченно глянула вниз и вновь наверх.

– Да нет, ничего.

Я посмотрела на брата, всунув ему в руку конфету, хоть мама и запрещала их давать.

– Сиди здесь и жуй. Я быстро.