Рианн Анж - Скитания

– А, один надоедливый аристократ. Вон он, с пушистыми бакенбардами. Лицемер. Воображает себя моим меценатом, однажды дав мне сто фунтов.

– В самом деле? – Люмьер впился острым оценивающим взглядом в мистера Блумфилда, на губах его играла тонкая улыбка. – Ручаюсь, что он не купил ни одной вашей картины, несмотря на то, что мнит себя знатоком современного искусства и поклонником вашего творчества.

– Вы правы. Но не будем продолжать эту тему. Я стараюсь не осуждать других за их пороки, сам не будучи ангелом. Ничто не мешает мне притвориться, что я его не заметил.

– Действительно, – вкрадчиво заметил Люмьер, – к лицу ли вам, маэстро кисти, одаривать своим драгоценным вниманием такого непримечательного внешне человека.

Роган как будто не расслышал его слов, отвлёкшись, чтобы принять похвалу от одного из гостей, но Селия его услышала, и по спине её почему-то пробежала дрожь.

Отделавшись от очередной порции внимания, Роган сделал Люмьеру предложение остаться у них. Тот прижал обе руки к сердцу, лицо его выражало кротость и благодарность.

– Если вы сможете терпеть моё несносное общество целый месяц, я с радостью приму ваше предложение, друг мой. Но имейте в виду, если я стану невыносим, я тут же покину вас. Особенно, – он посмотрел на Селию, – это предупреждение касается вас, миз Кроуфорд. Вы ещё не передумали по поводу нашего литературного сотрудничества?

На мгновение Селии показалось, что в его глазах мелькнула мольба, но это впечатление быстро сменилось на противоположное. Его облик впервые показался ей зловещим, словно он предупреждал её о грозящей опасности. Но она подумала, что эта опасность касается самого князя, что с ним приключится что-то ужасное, если она сейчас откажется от его предложения. Подобное выражение лица бывает у осуждённых на смерть, когда они уже смирились с приговором, но в них всё ещё теплится отчаянная надежда.

– Как же я могу передумать, если вы уже послали за моей рукописью? – улыбнулась она слегка испуганно.

– Очень просто, – серьёзно сказал Люмьер. – Вы будете вправе отправить её обратно этому Джорджу Макбриду или любому другому издателю.

– Нет, князь, – ответила Селия решительно и с тем же азартом, с каким соглашалась на его предложение, – теперь я хочу узнать, на что я способна. И вы мне поможете. А ваши слова по поводу вашего ужасного характера – мне кажется, они слегка надуманны.

– О нет, миз Кроуфорд, – улыбнулся Люмьер. – Поверьте мне, это правда.

– В таком случае, решено! – весело резюмировал Роган. – Вы остаётесь у нас и помогаете моей очаровательной жене в её писательской карьере, а я занимаюсь своим делом и не мешаю вам творить.

– И всё же, – настаивал князь, – я повторяю своё предупреждение: я немедленно покину вас, как только стану нежеланен. Не беспокойтесь, миз Кроуфорд, далеко я не уеду: у меня есть прехорошенькое поместьице в пределах города. Мы сможем наезжать друг к другу с визитами и спокойно работать над вашим новым романом.

Роган Кроуфорд впервые посмотрел на Люмьера с лёгким беспокойством и постарался скрыть это за беспечной улыбкой.

– Хоть вы порою и правда невыносимы, Ваша светлость, за одно только это у меня не повернётся язык выставить вас из нашего дома. Я слишком долго ждал вашего приезда, чтобы сейчас так просто отпустить.

Люмьер посмотрел на него с какой-то трогательной лаской, но Селии показалось, что она разглядела в его взгляде иронию.

– Да будет так, – улыбнулся он.

Итак, с того самого вечера Люмьер д’Экзиле сделался своего рода литературным агентом и куратором Селии Кроуфорд и за дело он взялся стремительно. Рукопись оказалась у него незадолго до окончания приёма, и, поднявшись в покои, которые ему выделил Роган, он принялся за неё далеко за полночь.

На следующее утро Люмьер нашёл Селию в её кабинете. Это была небольшая комнатка на первом этаже, недалеко от комнат слуг, сумрачная и удивительно захламлённая. Селия сидела за тяжеловесным письменным столом тёмного дуба и вяло массировала виски в каком-то тягостном ожидании. Люмьер, держа в руке её рукопись, подошёл поближе и увидел, с чем связано это ожидание: перед ней лежал лист бумаги, девственно чистый, если не обращать внимания на чернильную кляксу в верхнем углу. Справа от Селии стояла изящная чашка с недопитым кофе.

– Вы, как я замечаю, жаворонок, миз Кроуфорд, – шутливо поприветствовал Люмьер. Селия не пошевелилась, и ему пришлось слегка тронуть её за плечо, чтобы обратить на себя внимание. Она вздрогнула, быстро заморгала, словно он пробудил её от дрёмы.

– Ах, Люмьер! Простите, меня по утрам одолевает некий ступор… – она изящно потянулась. – Я как лунатик, что-то делаю, но сама толком не понимаю, что именно.

– Тогда к чему такие ранние подъёмы? – рассмеялся князь и взглянул на часы. – Даме вашего положения подобает подниматься не раньше десяти утра и делать это со всей неспешностью. Тем более после такого приёма!

Селия не глядя протянула руку к чашке, заглянула в неё и допила давно остывший кофе. Люмьер положил перед ней прочитанную рукопись.

– Когда-то я посетовала одному из своих прошлых редакторов на то, что роман не желает двигаться дальше, и он посоветовал мне писать по утрам, как можно раньше. Видите ли, с утра разум свеж, мысли чисты, к тому же, проработав с утра и до полудня имеешь целый день свободным для более приземлённых дел.

Люмьер бросил красноречивый взгляд на пустой лист бумаги и мягко поинтересовался:

– И сколько же в среднем, позвольте узнать, вы пишете таким образом?

Селия поставила чашку, откинулась на спинку кресла и, спохватившись, предложила Люмьеру сесть. Он придвинул себе второе кресло.

– Один целый лист, иногда полтора. Но в последнее время мне с трудом удаётся исписать одну сторону.

– А в своём обычном режиме?

Селия задумалась и её глаза расширились. Люмьер развёл руками.

– Зачем же вы послушались совета, который вам совершенно не подходит?

– Сначала этот метод работал…

– Трудно спорить. Смена режима и правда помогает, так как человеческий мозг устаёт от рутины. Но не в случае, когда всё ваше существо протестует против этого.

– Как грустно! – рассмеялась Селия. – Мне понадобился взгляд со стороны, да ещё и иностранного князя, чтобы понять свою ошибку. Что бы я делала, если б вы вообще не появились в моей жизни!

– Полагаю, в конце концов вы бы сами её осознали, но значительно позже, – он тактично постучал пальцем по рукописи, которой Селия до сих пор не замечала. – Я прочёл ваш новый роман и, признаюсь, он меня озадачил.

Селия удивлённо посмотрела на рукопись, словно не могла понять, как она там оказалась. После заявления князя она тут же взяла её в руки и прижала к груди бережно, как мать – младенца. Люмьер пытливо смотрел на неё, потирая восхитительный рубин на одном из колец.