Мишель Грирсон - Становясь Лейдой

– И почти ни единого звука. Даже когда тебя режут. – Срезав последнюю перепонку, Хельга убрала ножницы в карман. – Тишайшее дитя. Благодари Бога за эту малую милость. – Она опять положила младенца Маеве на грудь, укрыла обоих теплым одеялом, тут же откинула его нижнюю половину и раздвинула Маеве ноги.

Маева стойко терпела, пока пальцы старухи обстоятельно шарили в ее теле. Кажется, из нее вытекло еще немного крови. Она свесилась с кровати над ведром, уже наполовину заполненным рвотой, и закрыла глаза. Даже страшно представить, чем чревато рождение такого ребенка… Она знала, что скажут в деревне. Ее и так-то винят во всех смертных грехах, и рожденное ею дитя станет живым подтверждением их правоты. Здешние женщины невзлюбили Маеву сразу, едва она появилась здесь в прошлом году. Кажется, их молитвы все-таки были услышаны. Маева открыла глаза и посмотрела на крошечного синерукого младенца. Что теперь остановит злые языки?

Может, ей стоило бы обвинить здешних кумушек, что они ее прокляли. Призвали колдовство, чтобы извести ребенка в ее утробе. Это объяснило бы все его странности. И это было бы справедливо . Маева почти улыбнулась, представив их потрясенные лица с чопорно поджатыми губами.

Хельга налила в таз теплой воды, вымыла нож и ножницы.

– У детей, рожденных в «рубашке», есть дар ясновидения. Им даются способности, что лежат за пределами этого мира. – Старуха хмыкнула. – Что не есть хорошо в этой деревне. – Она убрала нож в карман. – Ты лапландка, девочка? Северянка? Я что-то такое видала в Финнмарке.

Маева лишь покачала головой, стараясь не выдать себя. Нет, не лапландка. Не северянка. Я вообще не отсюда… Не проронив ни единого слова, она попыталась сесть на постели, неловко придерживая ребенка. Ее ноги были измазаны кровью, а чрево все еще сочилось горячей влагой творения.

Хельга взяла чистую тряпицу и прижала к бедрам Маевы, чтобы унять кровь.

– Посидишь на соломенной подушке дня три-четыре, от силы неделю. Если кровотечение усилится, выпей кружку горячего бренди с перцем. И сразу зови меня.

Маева широко распахнула глаза.

Хельга махнула рукой:

– Не бойся, все хорошо. Ты не умрешь. И она не умрет. – Старуха подхватила ребенка на руки и приподняла повыше. Сейчас, со срезанными перепонками, дитя казалось почти нормальным. За исключением синевы на руках и ногах.

– У тебя девочка.

Маева моргнула сквозь слезы.

– Ну полно, полно. Не время плакать… она голодная, ее надо кормить.

Маева просто смотрела и не потянулась, чтобы взять малышку.

Хельга вздохнула:

– Все не так плохо, милая. «Рубашку» я заберу. Кто-то из рыбаков наверняка даст хорошую цену. Но твоя дочь… она только твоя.

Намек был неявным, но Маева его уловила. Она нахмурила брови:

– Я никогда бы…

– Не волнуйся, я никому не скажу о ребенке. И вообще ничего никому не скажу. Меня здесь не было вовсе.

Маева снова расплакалась, на этот раз от благодарности.

– За малышку не бойся. Она абсолютно здорова, несмотря на ее крошечные размеры. Несмотря…

Старуха умолкла, не договорив, но все было ясно и так.

– Назад пути нет. Роды – только начало… так заповедовал Бог. Чтобы подготовить нас, женщин, к настоящей работе.

Как бы в подтверждение ее слов левую грудь Маевы пронзила острая боль. Малышка беспокойно загукала. Маеве хотелось уснуть, хоть на миг. Она закрыла глаза и почувствовала, как старуха возится с пуговицами на ее ночной рубашке. Она чуть сдвинулась на подушке, чтобы Хельге было удобнее их расстегнуть. Распухшая грудь вывалилась наружу, и малышка жадно вцепилась губами в сосок. Всплеск тянущей боли, и сразу за нею – приятное облегчение. Странное, обескураживающее сочетание. Маева открыла глаза.

Повитуха хихикнула:

– Ну вот, уже добрый знак.

Маева все же заставила себя улыбнуться. Пододвинула руку поближе к крошечной головке своей новорожденной дочки. У нее были мягкие, белые, пушистые волосенки. Как пушок на тельце утенка.

– Можешь обнять ее крепче. Грудь она не отпустит. Она настоящий боец.

Маева затаила дыхание и осторожно обняла малышку одной рукой. Крошечная синяя ручонка взметнулась вверх и легла Маеве на грудь. Маева легонько вздрогнула.

Старуха, кажется, этого не заметила.

– Что сказать твоему мужу?

Маева задумалась:

– Скажите, что у него дочка. – Она помедлила и добавила со значением: – И ничего больше.

Повитуха кивнула:

– Следи за кровотечением. Пей отвар из тысячелистника, делай ванночки из него же. Если молока будет мало, пей темный эль. Ее руки и ноги… – Она пожала плечами. – Я сделала все, что могла. Перепонки могут отрасти снова. Кожу, наверное, надо разогревать. Хорошенько ее растирай и молись, чтобы синева поблекла, jente .

Маева кивнула, зная, что синева не поблекнет. Как скрыть от мира такой очевидный изъян?

Хельга подхватила родильный стул и ворох залитых кровью простыней.

– Будешь делать похлебку? – Она указала кивком на плаценту. – Матерям после родов полезно. Укрепляет здоровье, отгоняет недуги. Защищает от сглаза и зла.

Маева судорожно сглотнула и покачала головой, борясь с новым приступом тошноты:

– Но… «рубашку» оставьте мне.

Старуха хмыкнула – то ли неодобрительно, то ли похвально, Маева так и не поняла – и бросила на кровать крошечный сверток из тонкой кожи.

– Как скажешь.

– Takk skal du ha [4] Большое спасибо ( норв. ). , – тихо проговорила Маева. – Мой муж даст вам денег.

Хельга снова хмыкнула и отмахнулась, но, перед тем как уйти, еще раз взглянула на новорожденную малышку.

– Она будет жить, она сильная. Ты пока что ее никому не показывай, да? И пеленай потуже. Не забудь зашить в подол кусочек серебра, иголку или монету. Чтобы отвадить huldrefolk [5] Скрытый народ – волшебные существа из исландского фольклора, всякая мелкая нечисть. . – Старуха пристально посмотрела на Маеву.

Маева моргнула, словно не поняла, о чем речь.

Это слово она уже слышала раньше; так ее за глаза называли здешние церковные кумушки, шептавшиеся у нее за спиной в те редкие разы, когда она приходила на рынок. Полуженщина-полутролль. Подозрительно красивая девушка, прячущая под юбкой коровий хвост. Хотя после сегодняшней ночи повитуха уж точно не станет верить подобным слухам.

– God natt [6] Доброй ночи ( норв. ). , Маева Альдестад.

Старуха вышла за дверь и побрела вниз по лестнице, сгибаясь под тяжестью своих мешков.

Маева затаила дыхание, прислушалась.

Тихо-тихо, вполголоса, отцу передали известие о дочери.

Волк наблюдал, затаившись в высокой траве на опушке леса. Пристальный взгляд звериного глаза был прикован к полутемному дому.