Тёма Шумов - Гипотеза симуляции

Мне кажется, компьютерные вирусы стоит рассматривать, как форму жизни. Это многое говорит о природе человека: единственная форма жизни, которую мы создали к настоящему моменту, несёт только разрушения. Мы создаём жизнь по образу и подобию своему.

Стивен Хокинг

Холодная голубизна апрельского неба была похожа на тонкий хрусталь. Она дрожала и вибрировала под порывами ледяного ветра. Когда Кристина вышла из стеклянных дверей отеля Шератон, находящегося во втором терминале аэропорта Шарль‑де‑Голь, этот ветер чуть не сбил ее с ног. Изо рта вместе с выдохом вырвалось еле заметное облачко и мгновенно рассеялось унесенное ветром. Сильнее запахнув форменное драповое полупальто, больше похожее на короткий сарафан, чем на межсезонную форму стюардесс компании «Норд Лайн», она подошла к микроавтобусу, внутри которого ее уже ожидали Маша и Анжела.

– Давай скорее, – крикнула Мария, высунувшись из салона и замахав рукой. – Холодрыга ужасная!

Кристина мелкими шажками добежала до фургона и уселась в кресло в первом свободном ряду.

– Eh bien, quoi? On est tous là? 1 1 Ну, что? Мы все собрались? – спросил водитель: седой горбоносый француз.

– Oui. Nous pouvons aller 2 2 Да. Мы можем ехать. , – ответила Анжела, единственная из них, кто более‑менее сносно понимал и мог изъяснятся на французском.

Закрылась дверь и микроавтобус отправился к видневшемуся в самом конце взлетного поля самолету с хвостом с синими и красными полосами – фирменной расцветкой «Норд Лайна».

Кристина смотрела на небо и слушала рассказ Маши о ее вчерашней прогулке по Елисейским полям, улицам Риволи и Сен‑Оноре – это был ее первый рейс в Париж, и она восторженно делилась своими впечатлениями. Для Кристины же посещения столицы Франции стали уже обыденностью. Как, впрочем, и посещения других европейских столиц. Прилетая сюда, максимум, на что её хватало – пробежаться по паре‑тройке знакомых магазинов. А достопримечательностями она уже была сыта по горло. И Эйфелева башня уже не казалась такой высокой как раньше, и узкие улочки не были такими милыми. Даже круассаны перестали быть воздушными, а кофе в кафешках утратил весь былой аромат.

Только небо все еще восхищало ее. В каждой части мира оно было свое собственное. В каждый месяц года оно отличалось от того, каким казалось раньше. Больше всего ей нравилось апрельское небо Парижа и сентябрьское небо в Подмосковье.

Когда‑то давно, во времена высоких деревьев и глубоких рек, теплой сухой осенью и московское небо выглядело слоистым голубым пирогом. Она помнила, как, подойдя к окну на смотровой площадке останкинской башни, в первый раз увидела поддернутые дымкой дома и её сердце неистово заколотилось. Казалось, еще немного и пробив ребра оно вырвется из груди и трепыхаясь повиснет на аорте. Без сомнений это была любовь с первого взгляда.

Кристина не понимала, как в ее сознании могло уживаться два настолько диаметрально противоположных чувства – страх высоты и восхищение небом.

Около полугода назад ее пятилетний племянник Игорь, когда они гуляли по ВВЦ, уговорил ее прокатиться с ним на недавно открытом колесе обозрения. Кабинка не поднялась еще и на четверть, а Кристина уже была на грани паники. В конце концов, она зажмурилась и сидела так, с закрытыми глазами, до тех пор, пока колесо не завершило оборот. Когда открылась дверь, она, не мешкая выпрыгнула из раскачивающейся кабинки.

О том, что она боится высоты, знали только ее мать и Александр. Но мать умерла от рака пару лет назад, а Александр исчез из ее жизни еще раньше.

Микроавтобус объехал вокруг огромного « Дримлайнера » Люфтганзы и неторопливо покатил вдоль забора. Ожила рация. После треска помех кто‑то затараторил на французском. Голос прервался и шофер, сняв с панели переговорное устройство, спросил.

– Bonjour! Hé! Répétez ce que vous avez dit! 3 3 Привет! Эй! Повторите то, что вы сказали!

В ответ раздался взволнованный голос. Девушки переглянулись. Они ничего не понимали, но по интонации говорящего можно было решить, что он напуган. Да что там – чертовски напуган.

– Que s'est‑il passé? 4 4 Что случилось? – спросила Анжела.

Вдали зазвучали сирены. Маша прильнула к окну. Кристина оторвала взгляд от неба и тоже посмотрела на шестиполосное шоссе с той стороны забора.

– Tout va bien! 5 5 Всё хорошо! – ответил шофер и добавил на английском. – Don’t worry.

– Be happy? – улыбаясь, продолжила Анжела.

– Oui 6 6 Да , – заулыбался в ответ шофер.

Сирены приблизились, и по шоссе промчалась вереница полицейских автомобилей, а за ними две красные с жёлтыми полосами парижские кареты скорой помощи.

– Чую, девки, что‑то у них там произошло, – произнесла Анжела. – Хоть наш водитель и говорит, что все окей и волноваться не о чем, но пару фраз я разобрала.

– И? Что случилось? Нам не дадут улететь?

– Об этом я знать не могу. По рации говорили о том, что кто‑то умер. И еще что‑то о вирусе.

– Каком вирусе? Может это теракт?

– Да нет. Быть не может. После взрывов на вокзале в Марселе французы стали параноиками в вопросах безопасности. Теперь в ловле террористов они только израильтянам уступают.

– Главное, чтобы нам улететь дали, – произнесла Кристина.

– А я бы не отказалась еще пару деньков по Парижу погулять, – пожала плечами Маша.

– Компания задержку по вине аэропорта нам оплачивать не будет, – ответила Анжела. – Так что гулять будет не на что.

– Да, плевать. На свои погуляю.

– А я домой хочу, – Кристина откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. В глазах заплясали полосы и блики.

– Это старость, подруга – ответила Анжела. – Поверь мне, мудрой обезьяне.

– Ты себе льстишь, – улыбнулась Кристина.

– Ты сомневаешься в моей мудрости?

– Женщина! Я сомневаюсь, что ты – обезьяна!

– Вот за что я тебя люблю Маршинская – ты всегда найдешь пару ласковых фраз, чтобы поддержать в трудную минуту.

Микроавтобус промчался под крылом огромного Боинга‑747, принадлежащего «Air France» и подъехал к трапу их семьсот тридцать седьмого, казавшегося неказистым младшим братом рядом с этой двухэтажной громадиной.

– Merci, – поблагодарили они шофера, выбираясь из салона.

– Привет Москва! – отсалютовал он и умчался обратно в сторону терминала.

– Не водитель, а полиглот, – прокомментировала Маша.

Когда они поднялись, бригадир бортпроводниц Оля Голицына, командир Анатолий Татаринов и второй пилот Женя Ищук уже находились на месте. В отличие от девушек эти трое провели ночь в более комфортабельных апартаментах отеля Хилтон. Ольга была женой Татаринова, но фамилии у них были разные: она наотрез отказалась брать фамилию мужа, мотивировав это тем, что принадлежит к древнему княжескому роду. Хотя внешне она меньше всего походила на княгиню. Широкая кость, маленький рост и простоватое среднерусское невыразительное лицо делали ее больше похожей на обычную крепостную крестьянку. Но внутри нее имелся жесткий стержень, превращавший толстопятую и глуповатую на вид бабу в уверенную в себе, несгибаемую и гордую женщину. Она принимала себя такой, какой она была и принуждала к этому всех окружающих.