Тёма Шумов - Тиховодье

Дорогой Читатель! Заранее прошу прощения за возможные проблемы с пунктуацией или описки. Я честно старался вычитать книгу, но так получается, что за это время я уже выучил ее текст наизусть и читаю не то, что написано на экране, а то, что засело в моей голове. Надеюсь, сей факт не сильно испортит твоё впечатление о моем первом романе, и может быть – чем чёрт не шутит! – ты, Дорогой Читатель, превратишься в Постоянного Читателя. Тем более что история о Тиховодске только начинается!

Дорогой Читатель! Вот опять разлилось по городу монотонное тиховодье и осень вползла к нам в душу под тоскливый перестук капель. Дни превратились в бесконечные немощные сумерки. Старые часы на стене, кажется, скоро сами впадут в зимнюю спячку.

Настало именно то время, когда надо читать мою книгу.

Усаживайся в свое любимое кресло на террасе, ставь на столик чашку с горячим кофе. Укутавшись в старый плед, бери в руки планшет или свою старую «читалку», но не забывай изредка отрываться от текста, чтобы посмотреть на пустые улицы, моросящий дождь или тучи – это создаст нужное состояние для восприятия, написанного мной. А чтобы тебе было еще уютней, чем раньше, я поправил некоторые орфографические и стилистические неточности.

Хотя книга все еще и далека от идеала с точки зрения придирчивых преподавателей русского языка и литературы, прошу их не судить меня строго, у меня есть, что предъявить в свою защиту, однако это уже выходит за рамки моего предисловия.

И прощаясь хочу сказать, что уже этой зимой (если гомеостатическая Вселенная не помешает моим планам) тебя ждет очередная история о Тиховодске – Спас На Зле.

Катя открыла глаза.

Перед ней колыхался серо-зеленый океан. Его волны набегали друг на друга и сталкивались, образуя пену из бесформенных пятен. Беззвучный пульс бился в глубине равнодушной и холодной бездны. Расплывчатый орнамент медленно менял очертания. Узор складывался за узором, распадался и собирался вновь.

Тишина. В голове ни одной мысли, лишь ледяная пустота.

С течением времени размытые пятна приобрели четкость. Серо-зеленый океан превратился в вуаль из переплетенных ветвей, скрывающих темное небо. Тучи как мохнатые жирные пауки поползли по этой зеленой паутине, задевая за макушки тополей и берез.

Первая мысль оказалась дряблой и немощной.

Я, наверное, оглохла.

Она всплыла откуда-то из черной глубины, похожая на бледного пучеглазого уродца, беспомощного и еле живого обитателя океанского дна, выброшенного на поверхность извержением подводного вулкана.

Появился тихий и монотонный шелест. Постепенно он распался на отдельные звуки, и Катя разобрала среди них перестук капель.

Дождь.

Капли громко застучали по чему-то, находящемуся по другую сторону полога из ветвей и листьев.

Она вслушалась в эту…

…Тук-тук, ту-ту-тук…

…гулкую дробь, пытаясь различить за ней голос.

Ее должны позвать, она была уверена в этом, но не могла вспомнить кто и почему. Память казалась крохотным островком, парящим над бездной. Катя знала, кто она, как ее зовут, но не понимала, где находится сейчас и где была за мгновение до того, как очнулась.

… Тук-тук, ту-ту-тук… Тук-тук, ту-ту-тук…

Все что она могла разобрать за нескончаемым перестуком – шуршание травы и шелест листьев. Крупные ледяные капли падали на лицо. В затылке появилась тянущая боль, переросшая в странный глубинный зуд, будто в зазор между мозгом и черепной коробкой проникли сотни крохотных насекомых. Екатерина провела ладонью по волосам, осторожно ощупывая голову, и насекомые кинулись в стороны, разбегаясь из-под ее пальцев. Мир закачался, и медленно закружился подобно старой ржавой карусели. Желудок поднялся, сдавив грудь. Его содержимое приготовилось выплеснуться наружу, и она громко рыгнула, подавив подступившую тошноту. На пальцах остались комочки засыхающей крови и грязи.

Ее затрясло от холода. Содрогаясь мелкой дрожью, Катя скрестила руки, обхватив себя за плечи.

В голове по-прежнему царил полный хаос. С илистого дна, где разлагались останки ее затонувшей памяти, как пузырьки болотного газа поднялись первые разрозненные воспоминания. Они толкались друг с другом, сливались и лопались, борясь за право первыми привлечь ее внимание.

Где я? Почему так холодно? Что произошло? Откуда кровь?

Катя еще больше наклонилась вперед, стараясь плотнее прижаться к полусогнутым в коленях ногам. Волосы мокрыми патлами свесились перед лицом. Они закрывали обзор, но так было даже лучше. Отрешенно разглядывая шнурки кроссовок, она боялась поднять голову. Ей было страшно узнать, где она находится.

Что-то было не так.

…Ты знаешь!..

В голове зазвучала забытая песня Глюкозы. Наташа Ионова кукольно-мультяшным голосом уверяла, что, когда вы влюблены, в вашем животе порхают бабочки. Но что в таком случае могло означать ощущение…

…Ты знаешь!..

…когда у вас в животе ползают перекрученные в узел черви?

Почувствовав, что дрожь немного утихла, Катя решилась привстать, опираясь о ствол ближайшего дерева.

Черная майка без рукавов туго обтянула грудь. Джинсы, намокнув, потемнели и пытались соскользнуть под собственной тяжестью. Правая штанина была в черной жирной грязи. Она подтянула их, и выпрямилась, нерешительно отводя с глаз волосы и медленно оглядываясь по сторонам.

Дождь, словно разозлившись на то, что она осмелилась подняться, пошел сильнее. Огромные, но редкие холодные капли превратились в отвесные ледяные струи.

Екатерина стояла на обочине в нескольких метрах от проезжей части Волжской набережной. Ливневая канализация не справлялась с огромным количеством воды низвергавшейся на землю, и по обочинам дороги неслись настоящие реки, вспенивающиеся и закручивающиеся водоворотами над забитыми мусором и листьями стоками.

Прямо перед ней, с другой стороны, залитой водой дороги, возвышались темно-зеленые пятиэтажки. В них не было ничего не обычного, но их вид пугал и настораживал. Несмотря на то, что было довольно сумрачно, ни в одном окне не горел свет. На некоторых застекленных балконах оконные створки были распахнуты настежь, кое-где она видела торчащие из горшочков цветы, или висящее белье. И куда, спрашивается, смотрели хозяева этих квартир?