Линда Листопадова - Глаза закрыты

Мой друг попросил охрану клуба вывести меня на улицу с черного входа. Там я должен был подождать его, поздравить от всего сердца с таким успехом, разделить опьянение подступающей славы, а затем уехать домой – в гордом одиночестве. К Родриго зачем-то прицепился менеджер: нужно было срочно решить какие-то вопросы, ответить на пару придирок от журналистов. В общем, какие-то мелочи. Мое внимание в тот момент привлекли звуки, доносившиеся с репетиции из крохотного зала напротив. Вечерняя музыкальная школа, если я правильно помню. Да, именно она там находилась. Сначала я услышал, как настраивались духовые, а вот затем там по-настоящему заиграла музыка. Волшебная музыка.

Эти звуки… Это же… Дебюсси! Черт побери, да я на сто процентов уверен – Дебюсси! Я сразу его узнал. И погрузился в транс. Что-то очаровательное – наследие прошлой цивилизации.

Меня сразу же одолела жгучая смесь из чувств, словно все их поместили в огромный блендер, включенный на полную мощность. Я больше не стоял на вонючих задворках неизвестного клуба. Я возносился над городом, больше – я парил где-то в небесах. Лишь мое земное тело стояло как вкопанное – сразу рядом с мусорными баками, что весьма иронично.

Черт, как же это гениально. И как же я далек от всего этого. Жорж Монсиньи – полная бездарность.

Мне на секунду стало плохо, в глазах потемнело. И не надо говорить, что я – наркоман: отказался ведь даже от косячка. Я дождался самого конца, пока не стихла последняя нажатая музыкантом клавиша. Ну почему я не могу делать с людьми то же самое, что и эта музыка? Почему я, а не кто-то другой, кто мог бы сейчас завороженно читать мою книгу, не в силах остановиться? Почему разбит я?

Да уж, вот тебе и опьянение: глаза наверх – на потолке что-то происходит. Я больше не вижу крышу этого клуба, не вижу никакого освещения – само небо разверзлось и разбило все перекрытия. Оно открылось мне в тот день куда чётче, чем обычно.

План был таков: быстро хвалю Родриго, сердечно благодарю за приглашение, желаю успехов и срочно бегу домой, ссылаясь на то, что мне резко приспичило написать пару абзацев. Мне хотелось лечь спать и поскорее, чтобы этот день кончился, а вместе с ним – то ноющее чувство неполноценности, не оставлявшее меня весь этот гребаный вечер. На мое облегчение, Родриго примчался довольно быстро, и я тут же налетел на него с крепкими объятиями:

– Ты молодец, брат, – произнес я. – Всех разнес, сам же видел.

– Жорж, ты… ты… Поехали нажремся! – у него на глазах слёзы стояли.

– Извини, Ро. У меня тут после твоего концерта (надо же было хоть как-то реабилитироваться в своих глазах) созрела идея небольшая для текста. Я не хочу ее потерять: поеду и набросаю.

Что ж 50/50: пятьдесят процентов за то, что я – полная сволочь, а ещё пятьдесят за то, что я – хороший друг.

– Да ладно, шутишь! Шекспир! Или как его там, Пуаро! Завтра будешь мне читать, кусок ты идиота, Монсиньи! – его голос звучал даже пугающе. – И не смей бросать, как в прошлый раз, а то в землю закопаю.

Хит-парад каких-то ответных слов, показывающих мою неестественность. Я наигранно улыбнулся и побрел – якобы отягощенный мыслями – на остановку. Жадно заглатывал свежий воздух. Меня возмущало, что никто – абсолютно никто, в том числе и Родриго – не замечал, что сейчас по-настоящему происходило в стенах этого жуткого амбара. Все эти мыши, которые выбегают оттуда – каждая спешит в свою норку; звенит электропоезд, автомобильный гул, какой-то мудак бесконечно сигналит. Вот он – мир, в котором нет чудес! И после этого меня спросят: почему же ты такая сволочь, Жорж? Чего ты хочешь на самом деле?

А я ведь не просто вышел на улицу: я спустился на землю из мира звезд и чистого вакуума. Я был снаружи этого мира и видел все с высоты птичьего полета. Мне большее было не нужно – только пианино и тишина. Но об этом не узнает никто из тех, кто сейчас несется хрен пойми куда за будничными заботами. Я с нетерпением ожидал своего автобуса, так как мне слишком уж хотелось вернуться в свою комнату.

Этот автобус вскоре приехал. Больших усилий мне стоило поднять ногу, чтобы вскарабкаться по ступенькам: слишком много сил отнял у меня Дебюсси, а вернее – небольшая зависть от желания быть для кого-то таким же, как он. Одно я знал точно: сейчас я надену наушники и продолжу свой путь в небеса вместе с великими. Хотелось включить Малера. Или Чайковского.

Снова резкое приземление, словно лицом о землю: проезд подорожал – точно! В новостях же еще сказали – на два процента. Очередные проблемы с экономикой, и никто не может их решить. Эх, держитесь, мистер Спейс: горожане Вас с грязью смешают, но я-то знаю, что Вы нам поможете.

В автобусе я отвлекся на радио. «Какими продуктами к новогоднему столу лучше запастись сейчас, до их подорожания?». Черт! Но спасибо, что хотя бы о гражданах позаботились, оповестили. Пришлось открыть свои телефонные заметки, чтобы все это записать. Мама должна была скоро закупаться, и я хотел предложить ей купить все немного пораньше, чтобы она не переживала из-за денег.

Пока я думал о повышении цен на огурцы и картофель, засмотрелся на остальных пассажиров в автобусе. Спасибо правилам дистанции, ведь теперь рассадка позволяет наблюдать за людьми более тщательно: парные сидения исчезли, стало больше места для роботов, а инопланетной дичи здесь вообще не место. Но неужели вся моя жизнь пройдет в поездках на автобусе? Усталые мужчины сидят с огромными пакетами из супермаркетов. На их сухих и осунувшихся лицах уже скульптурно закрепились морщины. Все возвращаются откуда-то куда-то, как и я, по сути, не имея никакой цели. И все это будет повторяться. Сегодня. Завтра. Лет сто.

В таком окружении и настроении я не мог позволить себе слушать Чайковского или Дебюсси, безусловно. Вот когда я стану достаточно известным и богатым, чтобы ездить в такси, вспоминая этот глупый день, и смотреть, как вдаль уносятся фонари и вывески – вот тогда я буду достоин такой музыки. Но не сейчас.

Остановка. В автобус заходит женщина с маленьким ребёнком, который истошно вопит. Она вроде бы и старалась его успокаивать, но безуспешно. Какой кошмар. На радио начинает играть какая-то тупая попсовая электроника: уверен, песню эту записали за пару часов и слили сразу в сеть, чтобы она окупилась. Так сейчас все делают. А я все сижу на месте!

Но вся эта тема с моими пустующими амбициями потихоньку заглушалась вопросом: доеду ли я до дома живым?

И тут мое сердце неожиданно провалилось глубже в легкие, чтобы не было слышно, как бьется – а вот в горле начало пульсировать.

В автобус зашла девушка: каштановые волосы до плеч, зеленые глаза. Длинные тонкие ножки из-под пальто.

Клянусь чем угодно, это она. Это – та девушка с плаката! Мисс Совершенство. Только сейчас у нее в руке не было паровоза, и сама она – в сером пальто с красно-зеленым клетчатым шарфом, широко и свободно отброшенным вперед.