Кристиан Винд - Воронья хижина

Захар повернулся на бок, поудобнее умостился в постели, укрылся до самой шеи. В комнате уже было прохладно, приближающаяся зима понемногу начинала диктовать свои законы. Через пару дней уже бы следовало натаскать дров из сарая, чтобы топить перед сном. По утрам из постели выползать и вовсе не хотелось, промозглый и серый мрак предрассветного времени наводил тоску. В комнате пахло сыростью и газетами, на тумбочке у кровати их громоздилась добрая стопка. Рядом же лежали очки старика, надевал он их только тогда, когда собирался почитать. В остальное время он их не носил, хотя и был уже изрядно подслеповат.

Когда звук повторился в третий раз, уже совсем близко, Захар успел снова заснуть. Не открывая глаз он с раздражением подумал: «Ты хоть там обсвистись, бесовское отродие, я не стану с кровати вставать. Проваливай ко всем чертям туда, откуда вылез».

Но затем его сердце замерло и будто бы куда-то провалилось – он мог поклясться, что за окном прозвучал тихий голосок его внучки. Неужто глупая девчонка ослушалась и вышла из дому, хотя он строго-настрого это запретил делать? Одурили нечистые мелкую девчонку, увели? Что, если и ее вот так он найдет утром – мертвую в балке, утопшую в этой мутной и грязной жиже?.. От этих мыслей Захара враз бросило в жар, он скинул с себя одеяло и вскочил с постели. Собирался уже было бежать к комнате Миши, чтоб проверить – на месте ли внучка?

И тут вновь звук повторился. Тихий, вкрадчивый, как ночной ветер в степи, что гуляет среди полей. В другую ночь Захар не разобрал бы в нем ничего, кроме скрежета ветвей или свиста сквозняка на крыше, но сейчас он точно слышал жалобный стон девочки. Позабыв обо всем на свете, старик повернул голову к окну и вгляделся в темноту, щуря подслеповатые глаза. И тут он увидел.

Темная, колышущаяся тень за окном, она висела там всего какую-то долю секунды, а может, и того меньше. Промелькнула мимо окна, застыв на самую малую толику мгновения, а потом так же внезапно скрылась за деревьями в саду. Но и этого оказалось достаточно, чтоб в двух горящих зеленых огоньках Захар успел разглядеть нечто. Застыв на месте, он еще долго глядел в пустоту перед собою, на темный сад и черно-серое небо над ним, не мог пошевелиться и сдвинуться, скованный своим страхом.

Только лишь по прошествии часа смог он выйти из своего безумного оцепенения, смертельно уставший и обессилевший добрел он до своей кровати и упал на нее, погрузившись в беспокойные сны. Перед взором его проносились странные и пугающие видения: вот пес его грызет кость под окнами кухни, а уже через мгновение вся пасть у него в крови, он ощетинился и рычит на старика; утонувшая невеста просит заплести косу из ее мокрых и спутанных волос; зимняя буря разыгралась над домом старика, а затем порыв сильного ветра сорвал с него крышу и унес ее прочь…

Много чего жуткого и бредового снилось Захару той ночью. Но он точно знал, что увиденное им в окне не было ни бредом, ни сном. В зеленых глазах бесовского отродия он явственно разглядел лицо своей внучки.

Черешневое, декабрь 1989 г.

Рождество в этом году справляли весело и сытно. Захар выпек большой пирог, наварил еды, Миша надраила дом до блеска, они накрыли на стол в гостиной, зажгли свечи, даже Боцману позволили зайти в дом и посидеть вместе с ними.

На улице кружил мокрый липкий снег, а дома в печи весело потрескивали поленья, пожираемые огнем. После ужина Захар уселся читать, а для внучки он включил радио. Та сидела в продавленном кресле, обернувшись в шерстяной старенький плед, пила чай с клубничным вареньем и слушала колядки и песни, которые то и дело прерывало сиплое шипение и потрескивание в колонках радиоточки.

Морозный ветер завывал где-то на чердаке, тревожил спящие деревья в саду, срывал с их ветвей тонкое снежное покрывало. Тускло светил торшер у кресла старика, пес мирно посапывал у его ног. На столике торшера красовались свежие журналы – подарок деда. Он тайком оформил подписку на молодежное издание, и теперь толстый почтальон Степан каждую неделю приносил свежую, пахнущую типографской краской брошюру.

С ним Миша даже немного сдружилась. Хотя тот и был старше, но вел себя, словно ребенок. Обычно он отдавал девочке журнал, рассказывал ей последние новости из деревни, добродушно прощался, махая рукой, а затем садился на свой велосипед и убирался восвояси. Он был грузным, наивным и немного глуповатым, потому Захар считал его то ли слабоумным, то ли простаком, нелестно отзывался о Степане, часто называя его дегенератом и отпуская в его адрес обидные колкости, на которые, впрочем, мальчишка никогда не обижался. На самом же деле, Степан был обыкновенным деревенским жителем, который и родился, и вырос в селе, не смог получить полноценного образования, имел примитивные мечты и желания, зато был добрым, отзывчивым и хорошим человеком.

Однажды он даже угостил девочку шоколадом, который раздобыл в каком-то магазине в одном из более крупных окрестных сел. Вручил ей съедобный прямоугольник в красочной фольге, сияя от счастья, когда девочка пришла в настоящий восторг от такого подарка и принялась благодарить Степана от всей души. Ей казалось, что она нравится почтальону, но он не решается признаться в том. И Миша втайне радовалась этому, потому что Степан ей казался забавным знакомым и радушным собеседником, но не более. Старик же по этому поводу и вовсе не беспокоился. Во-первых, Миша была слишком уж юна для дел сердечных. А во-вторых, разве мог ей понравится такой слабоумный толстяк, как Степан? А стоило ему только замешкаться и привезти почту не вовремя, как старик начинал ворчать и чертыхаться:

– И где только черти носят этого злыдня? Сожрал он, что ли, мои газеты? Или снова не может умостить на детском велике свой огромный зад?

В ту ночь разыгрался настоящий ураган. Ветер то и дело неистово бросал в окна пригоршни снега, деревья стонали под его порывами. Резко похолодало, да так, что старик вставал три раза за ночь, чтоб подкинуть поленьев в печь. Утром Степана и своей почты он так и не дождался, осыпал толстяка проклятиями, взял большую лопату и ушел чистить курятник. Пес тут же последовал за ним, радостно подскакивая и резвясь на белом снежном настиле.

Чтобы животина не страдала зимой от лютых морозов, Захар утеплил сарай со свиньями, выложив его изнутри старыми газетами, большими картонными листами, пожелтевшими комьями ваты и пакли. Туда же он перетащил и козу, клетки с кролями. По ночам животные жались друг к другу, спасаясь от вездесущей и пронизывающей степной сырости и мороза, укладывались спать тесно в ряд, а то и вовсе друг на друга.

Миша осталась во дворе ожидать почты. Она оделась потеплее, нацепив поверх своей куртки еще и старый ватный жилет Захара, но все равно мигом продрогла. Степан появился только ближе к обеду, непривычно грустный и даже, как показалось девочке, немного испуганный.