Влад Волков - Вампирские сюжеты. Рассказы, повести, стихи

Не выношу звуки смеха. Весёлого, злорадного, наигранного и искреннего. Эти колебания в груди звучат, словно бьющееся второе сердце, которое так и хочется вырвать, разглядывая, как оно ещё трепещет, но угасает… Почему бы… и нет?

Я взглянул в раскрытые глаза мертвецов, им убиенных. Трупы лежали молча, но я отчетливо даже в шуме ветров и раскатов грома слышал их призывы к мести. Я могу стать их дланью судьбы. Сплести их тела в одно целое, соединить мертвую плоть и бездвижные кости в колоссальную конструкцию кладбищенского стража.

Могу создать лютое чудовище, блуждающее здесь во мраке и отгоняющее случайных прохожих, отчаянных смельчаков, такой же молодёжный сброд и вот этих вот жалких колдунов-самоучек, не ведающих, что можно творить ночами на погостах. Для них я буду лордом и повелителем, а они моим верным могильным псом. Тао Падме Хаол Кхум!

Моим конечностям нужна разминка. Раз уж сегодня я пробудился от мерзостных смешков, могу и вдоволь насладиться прогулкой. Меня не заботит спасение мира, мне отнюдь не жалко это бестолковое стадо, лежащее трупами в багряных разводах ритуальной звезды. Однако стать карающей дланью, порадовать себя, порадовать своих богов и быть чем-то вроде божка для тех, кто в моей власти – это, пожалуй, довольно привлекательно звучит. Настану я – и всё в момент умолкнет. И сладко воцарится темнота. О да, как поэтично, как изыскано!

Теперь уже не бездумный молодняк будет здесь мусорить и жевать сушённые обжарки из шелестящих пакетов, а я буду жадно чавкать острыми зубами, пожирая человеческую плоть этого мага-наглеца. Ведь то, что пробудилось в ночи – уже не уснёт, пока не утолит свой голод. А я голоден и испытываю жажду, в вуали тьмы и на крыльях скорби желаю поскорее вцепиться я в этого дерзкого безумца.

Мои челюсти соскучились по этому жадному чувству. Когтям не хватает живой плоти для поддержания себя в форме. Он отнял у меня возможность познать чужие страдания, самолично убил этих людей, которых я вскоре соединю в изысканного в своей ужасающей чудовищности гомункула со множеством голов, ног и рук.

Это будет мой шедевр, моё творение, моё детище. А он же ответит предо мной за все их и за все свои прегрешения. Мои конечности будут рады разминке и пробежке, борьбе с тем, кто заведомо не способен одержать победу. Он будет изнывать от боли и будет жить на всём протяжении, пока я его разрываю и пожираю.

Пока он сам не начнёт умолять меня. Уже не о пощаде, а о великодушии великой смерти! Пока я не услышу с его губ явно знакомые ему имена Танатоса, Анубиса, Нергала, в чьи объятия захочет, наконец, отойти его душа. Будут ли они ему рады? Решать не мне. Это не жертва в их честь, это дань, которую я, как Кладбищенский Сторож, обязан платить и соблюдать, охраняя покой моих заповедных земель. И он тоже станет частью моего неописуемого творения!

О, Магна Матер! Шаб-Ниггурат! Мать извращённого плодородия! Благослови и дальше охранять надгробья от таких! Он не скроется от меня за защитными пентаграммами. Он не возвёл вокруг себя истиной защиты, а лишь поднёс дары стихийным духам. Я готов ворваться туда. Атис! Диа ад, Аодаун, Багус Дунах Орт!

Я не дам ему открыть портал сквозь Луну, ибо я молюсь Хранителям Луны. Нанна его свита на моей стороне. Чиа! Син! Хорс! Мани! Хонсу! Неверхотеп! Селена! И другие, которых я прославляю всем своим существом! В бледном серебристом свете я пожру эту скверну, творящую своими безумными руками свои безумные ритуалы. Я прекращу и прерву немедленно этот творящийся хаос во имя упорядочивания миров и мертвенного покоя.

Чтобы вновь отправится в Мир Грёз, в Страну Снов, где смогу скитаться вместе с демонами по устланному костьми Талариону, прыгать по крышам ночного Ултара, вдыхать аромат истлевших капищ и кладбищенских земель прекрасной Зуры, резвиться с Нефрен-Ка и его зверьми в долине Хадата, закоулках катакомб и лабиринтов под всеми забытой Чёрной Пирамидой.

Наконец-то я смогу этой ночью раскрыться и выскочить на тех, кто тревожит наш покой! Явить всю свою сущность! Утолить свою жажду, упиться не только сладким человеческим мясом и тёплой кровью, но и всеми пережитыми жертвой эмоциями, вкусить весь древний ужас, что горит огнём в напуганных людях.

И вот, оттолкнувшись дальними лапами, я несусь по влажной от ливня траве кладбищенской земли, сквозь хладные струи небесной влаги, сквозь шторм и бурю, петляя меж могильников, монументов и надгробий, чтобы впиться когтями и зубами в человеческую плоть. Грызть его, рвать его, терзать его и мучить, наблюдая, как жизненные силы покидают это хрупкое человеческое тело, а страх и ужас, наоборот, наполняют его целиком, порабощая своей воле. Магна Матер! Магна Матер! Донас! Долас Орт! Агус Лет-Са! Унгл-у-у! У-ууу… Г-р-р-рх… Ш-ш-ш-ш… Ам-ам! Чш-ч-с-с… Хр-р-р… Сс-н-ам-хам-ам!

***

Лёгким, но по-прежнему колючим и холодным ветром увядшая листва шелестела по земле. Манила меня, расстилая постель. Сгущался вновь ночной туман, укутывавший одеялом всех обитателей здешних могильных земель. Теперь в сладостном лунном свете под заходящим в гости стелящимся густым туманом можно было ощутить себя свободным и удовлетворённым, вновь обрести покой в непроглядной тиши. Кладбищенское спокойствие, безмолвие, безмятежность.

Его крики долго-долго не смолкали. И ещё дольше они будут жить воспоминаниями в моих ушах. А перед глазами продолжат вертеться изображения паники, омерзения и страха с его эластичного лица, которые он испытывал, глядя на меня и на всё то, что я с ним делаю. Делаю, зная, как заставить его всегда находиться в сознании, не умерев от разрыва сердца, не упав в обморок от потери крови и не потерять сознание от болевого предела. Зная, как заставить его чувствовать всё, что я хочу, что б он чувствовал.

Его жертвы были явно довольны таким исходом. Теперь пусть они охраняют мой покой. У меня нет ненависти к людям, однако же, надо соблюдать давние правила и не шататься ночами по землям кладбищ. И уж тем более обряды и церемонии должны проводить знающие в них каждую деталь мастера и жрецы, а не какие-то дилетанты-самоучки.

Среди людей есть достойные. И колдуны, и творцы, и даже поэты! Как, например прекрасный Эдвард Пикман Дерби. Пусть стихнет звон колоколов. Настанет поздний вечер. Пусть безмятежность ваших снов не тронет человече. И пусть ночной сгустится мрак, прогнав закат отсюда. Здесь я брожу. И день – мой враг, а тьма – моя подруга…

– Я лорд Эскан, – верещал мальчишеский голосок, – Рыцарь лучезарного света, первый паладин Его Величества короля-солнца Ротшильда!

– Родгара, – громким шёпотом подсказывала привязанная сплетённой верёвкой к древесному стволу девочка, – Вчера играли так.