Александр Репнин - Вирус беса

Посвящается Лике.

Я открываю глаза, и затуманенный взгляд уходит в небо. Огромное рваное белоснежное облако зависло надо мной. Но замечаешь, что оно вовсе не стоит на месте, а медленно, словно тучное животное бесцельно движется вперед. Рядом с ним, словно огромные корабли в бескрайнем синем море, плывут остальные гиганты.

Выцветшие сосновые иголки прилипли к теплой коже лица. Под затылком чувствуется земная прохлада и легкая влага. Под ногтями засохла глина и обрывки мха. Ладони исцарапаны, словно крошечными когтями крыс. Грязь скрыла под собой белую ткань футболки. Грудь была усыпана рваной травой и крапивой.

Слегка приподнимаю голову и вижу носки своих ног. Пытаюсь пошевелить всеми пальцами, и они отзываются на мою просьбу. Господи, спина цела, она цела. Тело тяжело поднимается вперед и опирается на локти. Постепенно встаю на колени и осматриваюсь по сторонам. Голова словно залита чугуном и пытается вернуться назад в грязь.

Лог, это огромный лесной лог. А я лежу на его дне. По стенам расползлась крапива и мята. Словно мосты через пропасть перекинулись стволы переломанных сосен и елей. В метре от меня журчит крошечный ручей и удаляется дальше, вглубь леса. В тени деревьев прохладно и свежо. На стене, что справа от меня, сверху донизу виден след, из ломанной и примятой к земле травы и крапивы. Видимо, этим путем я и попал сюда. Осознание пришло ко мне спустя секунду: я и действительно не помню, как очутился в этом месте.

Дикая дрожь пробежала по спине. Дыхание перехватило, а сердце екнуло с такой силой, словно провалилось в низ живота. Перед глазами пролетели картины минувших событий: они растянулись в бессвязную череду застывших в памяти образов.

От безумного нахлынувшего волной страха я рухнул ничком в грязь, а затем забился под корнями поваленной ели. И начал копать сырую землю. Было чувство, что вот-вот я услышу тот хриплый рёв, и последнее, что я увижу в своей жизни, будут обезумевшие глаза человека.

Я просидел под корнями несколько часов, дрожа, словно блеклый осенний лист в порыве холодного осеннего ветра. Ужас проглотил меня, словно огромная хищная рыба малька. Боялся пошевелиться, думая, что малейшее мое движение эхом проскользнет меж деревьев, и вскоре я услышу их.

Но чем дольше мое грязное тело сжималось в корнях, тем сильнее чувство острейшего голода сверлило его. Я отпил из родника, но это лишь на время уняло аппетит. И не в силах больше сдерживать его, вылез из укрытия, и, обжигаясь об крапиву начал карабкаться ввысь. Цепляясь за корни травы, я выбрался из лога и медленно побрел в известную сторону. Спустя пару минут я вышел к свалке, что расположилась за поселком с востока. Выйти из-за тени деревьев так и не осмелился, и решил продолжить путь напрямую через лес, на запад, к дому.

Ноги вязли в высокой траве и иглах. Острые шишки с оттопыренными крылышками то и дело впивались в стопы, защищенные лишь тканью носков. Повезло, что на мне были штаны, и жгучая крапива не причиняла вреда.

Над головой пели невидимые в ветвях птицы. Где-то вдали была слышна кукушка, отбивающая свою банальную мелодию. Время здесь словно застыло. Будто и не было той ночи, тех событий, что были пережиты. Все шло в обычном русле своего существования. Возможно, мир и вправду не изменился, и все, что произошло, было лишь кошмаром, предвидевшимся лишь мне одному. Неужели, я сейчас сплю у своего друга, моя голова набита до краев алкоголем, и эти самые края, не выдержав, одарили меня видениями? Но есть одно «но» – я никогда не пил. Потому что это не есть полезно.

Вскоре я дошел до края леса и заметил первые дома за небольшим прудом. Поскорее спрятался за стволом осины и принялся наблюдать. Улицы не подавали никаких признаков жизни. Никто не шел в ближайший магазин, машины не давили колесами дорожную гальку. Лишь колосья травы развевались и будто шептались на теплом летнем ветру. Минут десять я еще стоял и раздумывал, прежде чем решился выдвинуться дальше. Но в полный рост идти смелости не хватило. И я прополз под высоковольтными проводами, что растянулись в искусственном коридоре между деревьями. Затем медленно поднялся и побрел дальше. Словно обезумевший от страха, как побитая собака, я постоянно озирался по сторонам и прислушивался ко всему. Через метров семьдесят, между стволов елок показался забор, затем и стена дома, обшитого желтым сайдингом. С виду пустые комнаты безразлично смотрели через блеклые стекла на испуганного парня в лесу, маня теплотой и уютом. Но предосторожность сверлила внутри мозг и не давала двинуться дальше последнего дерева. Но и нытье в желудке никак не давало покоя. Еще несколько часов, и я готов был бы грызть шишки и есть траву в любых количествах, лишь бы только унять аппетит. В конце концов, нужда организма взяла верх.

Я перелез через невысокий забор из реек и оказался на огороде. На углу стоял небольшой деревянный сарай. Рядом с дверью стояло широкое плоское полено, с воткнутым уголком лезвия топором. Глаза загорелись: это же мой шанс на выживание. Поэтому взял топор и пошел вместе с ним к дому. Пальцы обвились вокруг прохладной ручки, и дверь с легким скрипом потянулась ко мне. За неимением окон в длинном коридоре оказалось темно и прохладно. Нога робко вступила на деревянные половицы. Те лишь слабо пискнули в ответ. Однако далее совершенно беззвучно удалось дойти до двери в квартиру. Я приложился ухом к тяжелой железной двери и прислушался. Тишина. Потом проверил дверь на улицу – она оказалась заперта. Видимо, хозяева в спешке покинули дом именно через нее и закрыли за собой, а про вторую забыли. Еще минуту я мялся возле двери в квартиру, словно ученик, опоздавший на урок, но решил зайти.

Внутри оказалось весьма уютно. Свежие чистые ковры на полу. Телефон в углу на входе. Длиннющий комод на всю прихожую. Справа мелькнуло какое-то движение, я резко отскочил к комоду, обернулся и замахнулся топором. На самого себя. «Твою мать» – прошипел я. Напротив меня висело большое квадратное зеркало. Из него смотрел какой-то оборванец, который лишь отчасти напоминал меня. Мятое, грязное лицо, с легкими царапинами на правой щеке. Взъерошенные, стоящие дыбом волосы на макушке. Жеваная грязная белая футболка, с растянутым нижним краем, смотрелась словно тряпка. И зеленовато-коричневые колени штанин. Но я уже мало переживал из-за любимых испорченных вещей.

Сердце в груди все еще бешено колотилось, с каждым ударом казалось, что оно касается самих ребер. Я побрел осматривать другие комнаты. В доме стояла гробовая тишина, все шторы были задернуты и в каждом помещении царил полумрак, будь то кухня или спальня.