Сергей Туманов - Мыло

Красная крышка гроба была откинута в сторону, в гробу тяжело ворочалась её тётя. Вот она повернулась набок, неуклюже выкатилась из гроба в грязь. Раскорячившись, вся в глине, попыталась подняться, платок слез набок, редкие седые волосы были всколочены. Тут в неё полетели комья земли. Люди, доселе безмолвно стоявшие, дружно принялись забрасывать шевелящееся тело. Земля потоками падала на тётину спину, засыпала ей голову. Вот уж видна лишь одна нога, в коричневом длинном чулке, потом скрылась и она, земля в том месте шевелилась и шевелилась, а люди всё бросали комья… Вдруг они все как по команде остановились, взоры их были устремлены на Веронику. Перешёптываясь, показывали на неё руками, Вероника попятилась, но её схватили сзади и с силой потащили назад к могиле. Упираясь, скользя ногами по сырой глине, Вероника пыталась освободиться, но бесполезно. Она почувствовала, как летит вниз…

– Нет! – отчаянно закричала она, пытаясь уцепиться руками за край.

Холодный лунный свет заполнял комнату. Вероника лежала на постели одна, мужа рядом, почему-то не было. Тело сковывала непонятная слабость, невозможно было пошевелиться. Голова гудела, дышать было тяжело, Вероника хотела было подняться, сесть, но сил никаких не было. Мысли с трудом шевелились в мозгах. – Почему она одна? Куда подевался муж? Отчего такая немощь в теле? Отчего ей так тоскливо и страшно?

Она беспомощно лежала, молча взирая на окно. Тонкая полупрозрачная гардина светилась бледным голубоватым светом, какая-то нереальная, потусторонняя тишина заполнила пространство. Веронику всё больше и больше охватывал страх. Он разрастался всё сильнее, Вероника, всей сущностью, нутром, чувствовала приближение чего-то ужасного. Угроза исходила от окна, и Вероника, неотрывно глядя туда, ждала. Гардина неслышно всколыхнулась, за ней обозначилась чёрная тень. Беззвучно распахнулись створки, две маленькие детские ручки вцепились в подоконник. В проёме показалась голова, большая, на короткой шее, голова ребёнка. Тужась, ребёнок подтянулся, с усилием затащил туловище, замер передыхая. Вот он согнул пухлые ножки, опираясь на руки, выпрямился. Не в силах пошевелиться, Вероника с ужасом наблюдала, как растопырив ноги, покачиваясь, ребёнок невпопад шевелит руками, голова его вертится из стороны в сторону, беззвучно открывается и закрывается рот. В сиянии луны отчётливо различались распушившиеся на голове волосы, криво заплетённый бантик, на теле одна лишь коротенькая маечка…

– Девочка… Моя девочка! – Вероника вдруг ясно осознала, что этот ребёнок и есть, та самая девочка, оставленная ею в роддоме. Она уже хотела крикнуть, позвать дитя к себе, но что- то останавливало её. Ребёнок меж тем неуклюже сполз с подоконника, замер, засунув в рот кулачок. Вероника пошевелилась на кровати, ребёнок, шлёпая босыми ножками по полу, устремился к ней. Вероника закрыла глаза, шлёпанье босых ног стихло. Тогда Вероника тихонько приоткрыла веки. Девочка стояла рядом, обернувшись к ней спиной, покачиваясь на нетвёрдых ножках.

– Эй! – негромко позвала её Вероника.

Девочка, всё так же стояла спиной, но голова её странным образом начала разворачиваться вокруг своей оси, покуда лицо не оказалось напротив её лопаток. В голубом сиянии луны, Вероника увидела вместо личика маленькой девочки, мёртвую безжизненную маску, с растянутыми в бессмысленной улыбке кровавыми губами. В ужасе, Вероника подалась назад. Кукольные глаза широко распахнулись, лицо страшно исказилось, и последнее, что запомнила Вероника, проваливаясь в пустоту, звериный оскал разинутого рта, жуткий огненный взгляд, вперившийся в неё.

Глава 4

– Эй! Эй, очнись! Что с тобой? – Игорь тормошил её за плечи, шлёпал ладошками по щекам. – Ты что?

Вероника открыла глаза. Сознание рывками возвращалось, в голове мелькали обрывки кошмара, тело сковывал пережитый ужас, но постепенно пелена спадала с взора, и Вероника поняла, что проснулась.

– Я живая? – хрипло спросила она.

– Живая. – Игорь, сидящий в изголовье, внимательно посмотрел на неё. – Кошмарики снились?

– Хуже. Гораздо хуже. Кричала?

– Как бешеный бизон. Вопила так, что, наверное, весь здешний аул разбудила. Что снилось то?

– Да так… разное. – Вероника громко выдохнула, села на кровати. – Дай попить, во рту как в пустыне.

– Это мы мигом! – Игорь поднялся, подошёл к старому дребезжащему холодильнику, вернулся оттуда с минералкой.

– А у нас новости! Сотовые не работают, ни твой, не мой! Связи нет.

– Ещё что? – спросила Вероника, отрываясь от бутылки.

– Телевизор то же сдох.

– Весело.

– Прикольно. Что делать будем?

– Дом продавать.

– Слушай, – Игорь опять подсел к ней на кровать, приобнял за плечи. – Может, оставим его себе? Я тут пока ты дрыхла, полазил по нему, – хороший домина, в пристройке даже электростанцию обнаружил. Подшаманить, работать будет, класс! К тому же с бабой. Любой виделся, пробил что, почём, и как. Она говорит, из городка все бегут, работы нет, и продать сейчас дом можно только задёшево. Что думаешь?

– Я не против. После пережитого во сне кошмара, ей захотелось поскорее уехать отсюда. – Кто за домом присматривать будет?

– Хм! Баба Люба, кто ещё же! Я уже с ней договорился… Да ладно, извини, что без твоего ведома!

– Ах ты! – Вероника попыталась ущипнуть Игоря, тот увернулся, смеясь, продолжил: – Я ещё вчера смекнул, что бабка – ещё та птица! Болеет она… Ей знаки уважения, подарки, деньжата нужны. Чтобы её поуговаривали, а она поломалась, цену для себя набила, одолжение сделала… Короче – она согласна!

– Ну и умница! – Вероника встала, потянулась. Ночной кошмар опустил её от себя. – Значит так! Завтракаем, берём бабу Любу, едем на кладбище. После посмотрим, что и как. Короче завтра с утречка домой! Ну?

– Возражений нет. Я вечерком ещё в станции покопаюсь, может, налажу электричество.

До кладбища добрались лишь ближе к обеду, когда солнце нещадно жгло, дождя сегодня опять не ожидалось. Сперва, подобрали бабу Любу, та поохала, похваталась за спину, но проворно собралась. После в магазин, конфет, пол-литра, – короче всё, что берут на кладбище, в таких случаях. Заправились бензином, заехали, купили венки, они, почему-то продавались, как и гробы, в мебельном магазине. Кладбище находилось за церковью, старое, заросшее деревьями. – "Совсем не такое, как мне приснилось", – подумала Вероника. Сначала зашли к могилам её родителей. Оградка и впрямь нуждалась в ремонте, штакетник, покрашенный голубой краской, выцвел, подгнил снизу. На железных, покрытых серебрянкой, крестах, поблёклые фотографии отца и матери. Рассматривая их, слыша, как причитает баба Люба, Вероника прислушивалась к себе, и ничего не находила там, – пустота. С фотографий смотрели совсем чужие люди, почти забытые ею. Детская обида, что они бросили её, оставили одну в этом мире, стёрлась, как стёрлись их образы в её памяти. Вероника не любила ходить на похороны, а тем более на кладбище. После, у неё болела голова, на весь день портилось настроение. И сейчас ей как можно быстрее хотелось завершить всё это, совершенно для неё не нужное, но необходимое, в глазах той же бабы Любы.