Людмила Ударцева - Не хочу быть героем. Между небом и землей

– В общем, с тех пор я стала видеть Вас во сне. Вы и тогда меня доставали! Стоило мне отвлечься и несколько дней не думать о мужчине из зеркала, как Вы опять начинали мне сниться. Иногда я запоминала подробности и поняла, что предупреждаете нас о чём-то. О чём именно не могла понять. То озеро опасным казалось, то лес. За день до Открытой Седмицы к нам во двор прилетел тот же филин. Он опять принялся говорить, и я узнала, что мой суженый умрёт через три дня. Я должна была принести руну. Да, именно, руну, которая отогнала суденицу. И приспешники Зла, обладавшие телом дяденьки на громадине, Вас потеряли.

– Это всё тебе филин проухал?

– Нет, конечно. Он сказал, что суженного спасать нужно. Если я спасу его – то он спасёт нас всех. Я сразу к родителям побежала. Мама, как услышала от меня про филина, сказала, чтобы я не выдумывала небылицы, а папа покрутил пальцем у виска. В тот день я вообще не могла найти себе места от горя. Спасибо наставнице, она мне спасительную руну дала. – Есения прервала повествование, чтобы отойти с дороги в сторону. – Я вам всё после расскажу, теперь уже не успею. – Обиделась бедняжка. Природная застенчивость сдерживала её открытые проявления чувств. Но меня её нежные чувства не очень интересовали: «Подумаешь, омрачил воспоминания недоверием! Сразу бы сказала кто нашу встречу организовал, к небу бы и за ответами пошел».

– Жаль… Твой фантастический рассказ с моим появлением, так гармонично вписывался в окружающую обстановку, – продолжил иронизировать, ожидая, что она не станет убегать вперёд и расскажет, как попала на дорогу, но она просто повела нас за собой по дороге параллельной двум аллеям из высоких растений с пушистыми, словно плюшевыми кронами.

Есения вела нас за собой по дороге параллельной двум аллеям из высоких растений с пушистыми, словно плюшевыми кронами. До храма осталось перейти небольшой луг с низкой травой. С этого расстояния, я увидел, что передняя сторона храма, по архитектуре напоминающая стену остроконечного замка из белого фарфора, была украшена матовыми скульптурами с изображениями семи дев. Они, словно живые, застыли в момент исполнения молитвы и как одна смотрели в небо, взывая к появлению высшего божества. Глядя на них, можно было представить, что слышался тихий шепот, но это было лишь шуршание листьев на ветру. Ветер едва уловимый кожей и нежная зелень, словно готовая звенеть от жалоб на беспокойство… Настолько всё казалось изнеженным и хрупким: растения, резные стены, совершенные формы дев и камень, схожий с хрусталём или фарфором, если тот можно сделать прозрачным как хрусталь. Неизвестный мне монолит, служивший основой композиции, сиял, казалось сам по себе, так что поверхность освещённая солнцем выглядела более тусклой, нежели её затенённая сторона.

– Ой, – всплеснула руками Есения, – шестой пряник потеряла. Что же делать-то?

– Съешь оставшиеся пять, – предложил я, в то время как сам, унимая спазмы в желудке, подумал, не попросить ли один для себя.

– Как же так? – продолжила удрученно вздыхать девушка, – вроде шесть брала. Неужели ошиблась?

На пригорке, вдоль извилистой дорожки, вымощенной булыжниками, стояли корзинки, неумелым сплетением похожие на сорочьи гнёзда. Хотя, едва ли пернатые приделывали бы ручки сверху гнезд. Трудно представить такую практичную птицу, которая в случае опасности подхватит своё гнездо и улетит. Для верности, даже попробовал представить размер такой «птахи».

Нет. Это были именно корзины: с высокими стенками и пологим дном, небрежно сплетённые и оставленные кем-то у дороги. Когда мы поднялись вслед за Есенией на пригорок, я заметил, что в корзинках уже копились лакомства оставленные прихожанами храма: печенье, кусочки хлеба, сахара и сыра. Дно покрывали крошки. Некоторые сладости были не свежими, другие надкушенными, со следами острых мелких зубов.

– Может у вас кусочек хлебушка или вещичка забавная найдётся? Хотя, что я говорю, вы же не из дома! – Девушка, расстроено отступила и начала раскладывать пряники по одному в каждую корзинку.

Такрин откликнулся первым, забывшись, похлопал себя по карманам.

– Одежда не моя, – опомнился он. – Прости, мне нечего им предложить.

Я прошелся руками по ткани подпоясанных верёвкой джинсов – ничего, что можно было им предложить, – «Кстати, а кому им?» – Поднял руки к груди. В кармане рубахи обнаружился какой-то предмет. Я достал его и увидел, что это небольшой пузырёк, до половины наполненный жидкостью, закупоренный деревянной пробкой.

– Не помню, чтобы духи покупал. Наверное, твой отец мне их на хранение дал и забыл. Хотя, когда? Тоже не вспомню. Хочешь, возьми.

– Спасибо. А папенька не заругает?

– Не переживай, были бы сильно нужны, уже бы вспомнил. В общем, держи пузырёк вместо пряника.

Мы отошли от пригорка. – «Вот, а ты переживала»,– не успел вспомнить до конца строчку из пошлого стишка, как в меня запустили камнями. Один пролетел мимо и врезался в землю, другой ударил в плечо. Оглянулся – никого. Друзья даже и не заметили, что я замешкался у корзинок.

– Ай! – вырвалось у меня, когда третий камень угодил в спину.

– Что случилось? – Есения обернулась, дожидаясь, когда я их догоню. Я прибавил шаг, как вдруг рубашка на груди натянулась, притянутая сзади, вынуждая притормозить. Я повернулся в пол оборота.

Сзади, держась зубами за выпущенный край рубашки, висел неприятного вида ребёнок. С широким лицом, усыпанным крупными пятнами веснушек, торчащими как солома в разные стороны давно не стриженными, редкими волосёнками и крупными ушами. Он был маленького роста с большой головой и коротким туловищем, одетым в просторную рубаху. И больше ничего – ни ручек, ни ножек. Уродец выпустил мою одежду, отпрыгнул и встал напротив меня, но как? Под ним я видел землю!!!

– Забери, – услышал я ворчливое бормотание, принадлежащее скорее старику, чем мальчику.

Я отвернулся в недоумении: «Кому так с малышом не повезло?» Не дожидаясь появления его родителей, поспешил за своими. Меня опять потянули назад. Я скорчил мину от досады. Как ребёнок двигался и чем он упирался, заставляя меня остановиться, ухватив зубами одежду, оставалось загадкой. А недоделанный страшоныш, подпрыгивая, словно на невидимых пружинах, обогнул меня и встал на дороге.

– Не хочу это. Дай пряник! – потребовал он.

– Нет у нас больше пряников.

– Хочу пряник! Забери это!

– Михаил, ты с кем разговариваешь?

– Не пойму, он как человечек, без ручек и ножек.

– Как же так?! – Есения вернулась ко мне, но причину моего беспокойства не увидела – бесполезно искала глазами того, кто стоял, насупившись, прямо перед ней и причитала: – Игошу обидели?! Как же так!