Евгений Ходоровский - Раднесь

– Чудеса-а-а! – восторженно протянул Иван.

– Хм, знаешь, вогул, если честно, для меня чудеса – как вы живёте, выживаете, я бы сказал. Ни один человек, кого я знаю из моего времени, не протянул бы в ваших условиях и дня.

– Если вам не надо ходить на охоту, пасти оленей, шить одежду и заниматься земледелием, то чем же вы там все занимаетесь? Вы что там все – шаманы, волшебники какие-то?

– Не-е-ет, – рассмеялся Артём. – Ты не понял. Просто каждому человеку этими вещами заниматься не надо. Есть такое понятие – разделение труда, каждый занят своим делом. Есть специальные люди, которые пашут землю, а есть те, которые выращивают скотину.

– А-а-а, понял, понял! – прервал его вогул. – Слышал я от русских как-то, есть у них в их России помещики такие. На них холопы трудятся, а господа только жрут, пьют и холопских девок портят. Ты из таких, что ль?

– Да бог с тобой, Иван! Нет у нас такого. Уж сотню лет как барство всё это извели. Никто ни у кого на загривке не сидит. Каждый занимается своим делом – тем, которое ему по душе, так сказать.

– Ерунда какая-то! Это ж если каждый будет делать что захочет, то тогда хаос будет вселенский. Никто работать не захочет!

– Жить-то на что-то надо! Чтобы жить, нужны деньги, чтобы были деньги, надо работать.

– Фу-у-у, совсем ты меня запутал, пришелец.

– Знаешь что, вогул? – надоело объяснять Артёму. – Я тут подумал. Ты мне про водку и шамана так увлекательно рассказывал. У тебя ведь нет ничего такого, а?

Вогул мысленно кивнул, настораживаясь.

– Исключительно в научных целях, ты не думай! Необходимо изучить влияние крепкого спиртного на наши с тобой способности.

– Не понял, а что ты хочешь?

– Собирайся, вогул, пойдём к твоим соседям, к староверам твоим Казанским. Выменяем у них чего-нибудь на водку да закуску какую-нибудь! А то мы тут с тобой раньше времени духовного просветления достигнем, а похмелье так и не познаем.

Почти каждый вогул с момента рождения и до конца жизни впитывает опыт и умения своего народа. Мальчики учатся охотиться, заботиться о ездовых собаках и управлять ими в пути, нехитрым ремёслам – таким, как выделка кожи, шкур, а из разноцветных камушков, которые можно в изобилии находить в древних Уральских горах и предгорьях, мастерить нехитрые украшения, которые незатейливым орнаментом отличали каждый семейный род друг от друга.

Иван по прозвищу Хоза Лей, Волк, по-мансийски, был истинным сыном своего народа. Он умел всё, чему за многие сотни лет научился этот народ, пытаясь выжить и приспособиться к условиям сурового северного края, куда выпала судьба попасть и Артёму. За более чем три года отшельничества у Ивана было достаточно много времени, чтобы оттачивать и совершенствовать племенные ремесленные умения, заполняя одиночество.

Прошлым летом, охотясь в тайге, чтобы добыть себе пропитание на зиму, Иван набрёл на расколовшуюся скалу, обнажившую на свет божий свои внутренности. Там вогул нашел ярко-зелёные камушки, а чуть глубже и целый пласт этого легко обрабатываемого минерала. Тяга к творчеству всегда отличала манси, и Иван не был исключением. Он набрал этих камушков и, сидя в лачуге, освещаемый исходящим от очага тусклым светом, долгими осенними и зимними вечерами обрабатывал эти камушки нехитрыми инструментами, превращая их в гладко отполированные предметы, которые становились благодаря умелым рукам и творческому таланту вогула красивыми украшениями.

Артём, как только увидел эти поделки, сразу смекнул, что украшения эти – малахитовые и ценность имеют огромную, тем более что выделаны они были весьма искусно. Вогул, как истинный гений, талантлив был во всём.

Достаточно познакомившись с жизнью вогульского шамана-отшельника, пребывая в теле Ивана, Артём решился-таки уговорить вогула отправиться в скит Казанцевский. Уж больно любопытно было Артёму глянуть хоть одним глазком на древних родоначальников своих, про которых читал он в записях деда Игоря.

Путь предстоял нелёгкий: хоть и был конец апреля, в тайге только-только стали появляться лишь намёки на наступление весны.

На севере Урала тайга – это непролазные еловые заросли. Лесные великаны растут вплотную друг к другу, и у самого основания каждого дерева еловые лапы самые большие. Они наглухо переплетаются друг с другом вперемежку с буреломом, старыми ветками и сучьями. Пройти такой лес невозможно, люди вынуждены перемещаться лишь вдоль рек, речек и ручьёв да по тайным звериным тропам, которые ведомы только искусным охотникам.

На открытых участках тайги в это время года снег начал подтаивать, и даже в специальных таёжных снегоступах пройти по нему невозможно.

До Казанцевского скита примерно километров восемьдесят, естественно, за один день такой путь пройти нельзя. Ивану предстояло раза четыре переночевать в тайге, что ещё более усложняло поставленную задачу. Но рождённому в оленеводческом стойбище вогулу было не привыкать путешествовать по тайге, хотя Иван и предпочитал без нужды особо не высовываться из своей лачуги, особенно зимой.

Накануне Иван привычными движениями собрал себя в поход, а под чутким руководством Артёма сложил в походную сумку и «товар» для обмена со староверами: бусы и серьги из малахита, несколько выделанных куньих шкурок да десяток маленьких фигурок разных лесных зверей из глины, дерева и кости для детишек. Весь нехитрый скарб был аккуратно уложен в салазки, которые Иван собирался тянуть за собой по снегу, впрягшись в кожаную упряжь.

С первыми лучами солнца Иван уже затворял за собой грубо сколоченную дверцу своей лачуги, и, немного полюбовавшись восходящим весёлым весенним солнышком, направился в сторону реки Пелым, чтобы пойти вдоль неё на юг.

Вогул отлично ориентировался в тайге, знал все звериные тропы вокруг, поэтому спокойно тянул салазки со скарбом, неторопливо шагая лыжами-снегоступами. Ему предстояло идти всё то время, пока в небе солнце. Длительных остановок делать нельзя, надо экономить время. Лишь изредка Иван, заметив подходящий пенёк, накидывал на него еловых веток и позволял себе пять минуток, чтобы попить воды да пожевать строганины. Двигаться надо медленно и плавно, чтобы не перегреться, дабы исключить бессмысленную трату сил и энергии.

Поэтому Артём, подключивший сознание к слуху и зрению вогула, мог максимально глубоко погрузиться в красоты таёжной жизни. Река постоянно петляла, её путь пролёг между древними скалами и холмами – отрогами Уральских гор, сплошь поросшими стоеросовыми елями, отчего казались синими. И до сих пор люди, живущие в горнозаводской части Урала, зовут эти горы «синими».

Выдался ясный солнечный день, что для этой местности и времени года относительно редкое явление, поэтому зверей и птиц по пути следования попадалось огромное множество.