Елена Григорьева - Пятый уровень

Благополучно отправив свою даму в окно, где её принял довольно ловкий Ильнур, я наконец-то осуществил столь желанное: поднял Марию на руки и, проигнорировав суетливый взгляд Ильнура, шагнул прямо с нею сначала на деревянный ящик, а потом и на срез окна. Так мы все четверо оказались внутри, и наше маленькое приключение началось.

***

– Это секретный исследовательский институт! Потому и колючка… и ворота стальные… – возбуждённо тараторила девушка. – Когда началась война, фабрики эвакуировали на периферию!

«Умница, – думал я. – Поменьше детских фантазий, и всё будет просто шикарно!»

– Да? А наш город – периферия? – грубовато буркнула Ольга.

– Тогда определённо был, – вклинился в разговор я, пытаясь не допустить ссоры. – А что думает «сильная половина человечества»? М-м-м, Ильнур?

– Временный цех. Для производства военных товаров.

– Хм… Очень может быть! – присвистнул я, а дамы оживлённо на него глянули.

– А где оборудование, станки? – нахмурилась неугомонная Мария.

– Ну как где? Вывезли, продали, расплавили…

Полушуточная чехарда слов отражалась от стен глухим эхом и рассыпа́лась по зданию. Мы брели по центральному коридору, подсвеченному неверным отблеском далёкой улицы, толкая запертые двери, вглядываясь в щели заколоченных проёмов, припадая к замочным скважинам, если таковые имелись, но не находя за ними ничего, кроме поглотившей всё черноты. Ильнур и Мария пытались светить туда фонариками телефонов, но их лучи не выхватывали из тьмы ничего кроме голых стен да пыльного бетонного пола. Однажды свет упал на какой-то одинокий шкаф, но его полки были обрушены вниз и пусты. Но даже если бы они ломились от секретной документации, то я всё равно бы не позволил спутникам безобразничать – ломать двери, чтобы туда пролезть.

Впрочем, это развлечение как-то слишком уж быстро всем надоело, и раздосадованная Мария топнула ножкой, остановившись посреди длинного коридора.

– Ну вот, – протянула она. – Ничего интересного… А я думала, мы тут что-то найдём!

– Ну не надо так переживать! – снисходительно ответил я. – Давайте надеяться на лучшее. К тому же, совсем немного осталось.

И мы вновь двинулись вперёд. Тогда я ещё обрадовался, подумав, что сейчас мы выберемся наружу, и мне удастся склонить компанию к тому, чтобы закончить детективный марафон. Но мои надежды не оправдались. Вскоре стало ясно, что на другом конце здания были вовсе не открытые двери.

Большое витражное окно… Нет, вся стена состояла из ребристых стеклянных блоков, как это бывает в старых советских зданиях. И почему-то блоки были не однотонными, а совершенно разных цветов. И это безумное, странное, удивительное панно хаотически набранных цветовых сочетаний переливалось оттенками голубого, желтовато-белого, оранжево-коричневого, изумрудно-зелёного… Были там и пятна безудержно яркого, чистого, звонко-синего цвета. Они и придавали лучам, льющимся с улицы, тот загадочный холодный оттенок, что манил нас пройти коридор.

– Красота… – ахнула Мария, замерев у витражного окна и впившись в него восхищённым взглядом.

Её лицо заливал прекрасный голубой отсвет, окрасив кожу в фантастический тон и превратив глаза в два ясных топаза. Остальные тоже встали как вкопанные, обозревая этот памятник промышленной архитектуры.

– Что это? – непривычно мягко спросила Ольга.

Даже я на миг онемел, но потом, как-то неловко кашлянув, ответил:

– Что? А… Да ничего особенного. Вы же помните советские вставки из стеклоблоков? В школах, в детсадах, в универах… Находка инженеров ушедшей эпохи с целью сэкономить электричество…

– Да, но почему они разноцветные?!

– А кто знает? Во время войны ведь построено… Возможно, был дефицит материалов… Собрали из того, что нашли…

Я уже почти что подумал: «А как же отдалённый уличный пейзаж, который мне мерещился, когда я стоял на другом конце коридора?», но тут встрепенулась Мария:

– Ой, а они ведь соединяются! Пошли дальше!

– Что?.. – начал я, но уже понял, о чём она.

Ну кончено, никто из нас, созерцая реликтовое панно, не удосужился глянуть по сторонам. А между тем коридор не кончался. Нет, он как бы поворачивал одновременно и вправо, и влево, сливаясь с боковыми проходами, и все три были объединены этим красочным витражом («Да как только мы не разглядели его из вестибюля?»). И да, это бред, но мне показалось, что один из проходов зовёт меня, наполняя мысли тихими шелестящими фразами: «Зачем идти обратно тем же путём? Вернуться к выходу можно и другим… Да и зачем возвращаться? Можно ещё здесь побродить. Ну когда ещё выпадет такой шанс?.. Разве ты не хотел новизны?»

В общем, в итоге мы так и сделали. Постояв ещё пару минут перед витражом, отправились исследовать новый коридор.

***

Мы прошли его очень быстро, лишь изредка проверяя, нет ли бреши в защите его боковых комнат от любопытных взглядов. Некоторые двери еле держались в коробках, запертые хилыми замками, на вид готовыми выпасть от лёгонького нажатия, другие были накрепко заколочены удивительно новыми досками. Да, были и пустые проёмы, свет из которых я наблюдал в вестибюле. Но в комнатах опять не нашлось ничего интересного. Они были такими же голыми, как и та, сквозь которую мы сюда попали.

А вот одна из дверей оказалась не только запертой, но и опломбированной. Я изо всех сил старался рассмотреть знак, впечатанный в засохший сургуч, но разобрать сливавшиеся друг с другом символы было трудно.

«Большое округлое пятно в центре – наверное, герб Советов. А вот что за надпись по кругу? Да что ж такое?! Неужели я, так ничего и не выяснив, вернусь домой и буду гуглить тёмными ночами?!»

Я быстро сфотографировал печать и двинулся дальше.

Проход закончился, и мы вернулись обратно в полутёмный вестибюль. Я с надеждой посмотрел на дверь комнаты с баррикадой из досок. Мария перехватила мой взгляд:

– Как? Уже?! Ну уж нет! Мы ведь не осмотрели третий коридор!

И в итоге, как и следовало ожидать, хоть часы на моём запястье давно проскочили время обеда, а в желудке начинало урчать, сегодняшнему приключению ещё рано было заканчиваться. И мы пошли вдоль пыльной решётки, отделявшей коридоры от холла.

Ольга плотно сцепила руки вокруг моего предплечья, а Ильнур странно улыбнулся, оглянувшись на нас, и поспешил за убежавшей вперёд Марией. Я нервно дёрнул уголком рта, чуть не вырвавшись из цепких объятий, чтобы догнать этого сопляка и расставить наконец точки над «и». Но вовремя одумался: «Нет, нехорошо это будет. Я ведь сам виноват, что вообще на всё согласился. Пусть теперь идёт, как идёт».

В третьем коридоре нас ждали длинные пятна света, тянущиеся из проёмов и зеброй ложащиеся на пол. Их было три: одно почти сразу у входа, следующее – через две двери от него, последнее – восьмая или девятая дверь, далеко впереди, но всего лишь центральная в их общем ряду. Пол здесь был уже не голым бетоном: его закрывал ребристый настил из чуть округлых снаружи, выпуклых досок, как это бывает в очень старых квартирах. Доски сильно скрипели и пружинили под ногами, и я даже подумал, что во избежание травм надо бы посветить вниз.