Алексей Мавлютов - Тьма

Едва слышимый полувздох-полувсхлип двери еще не успел отзвучать в тишине холодного дома, как Вика оторвала голову от подушки. В ее глазах горел огонь ликования, а на губах играла злорадная усмешка…

Горько усмехаясь. Сергей смотрел вслед убегающей Виктории. Слезы боли, обиды и разочарования, совсем по-детски, готовы были брызнуть из его серых глаз, но так и остались внутри, замутив душу. Любил ли он Вику? Ему казалось, что да, любил! Или желание быть с ней рядом было не просто прихотью, потребностью видеть рядом с собой красивую вещь?..

Сергею было трудно ответить на эти вопросы, заданные самому себе. Да, и не имели они сейчас никакого значения – все было кончено! Оборвано жестко и болезненно, словно здоровый зуб, вырванный без наркоза. Сергей повернулся и медленно, опустив голову, побрел к коттеджу Игоря.

В доме Мошкаревых стояла тишина, нарушаемая лишь легким звоном убираемой посуды. Яркий свет, лившийся из окон, стелился желтыми пятнами по полутемной улице, и лежавшая перед Сергеем дорога казалась шахматной доской, по которой его вперед, подобно пешке, двигал грязный, неухоженный ноготь неведомого гроссмейстера.

Открыв калитку, Сергей вступил в первый светлый квадрат, и на миг показалось, что он окружен сверкающим ореолом. Именно в этот момент Ганс, со злобным рычанием, рванулся вперед, но вдруг застыл на полпути. Шерсть на загривке собаки встала дыбом, а челюсти скривил страшный оскал. Сергей вздрогнул, и невольно сделал шаг назад, а тишину ночи разорвал жалобный, наполненный болью, вой. Пес пятился назад, поджав хвост, и выл так, словно у него оторвали лапу.

– Ты что, озверел что ли, дурень?! – Сергей замер, чувствуя, как покрывается гусиной кожей.

Пес тоже застыл, глядя поверх головы Сергей, сверкающими в свете электрических ламп глазами. Он уже не выл, а лишь вздрагивал, приседая на задние лапы. Хвост собаки бешено стучал по дорожке, усыпанной гравием, и казалось, что Ганс, хоть и умирает от страха, ляжет костьми, но не пропустит Сергея в дом.

Дверь коттеджа открылась, выплюнув во двор новый квадрат желтого света. На пороге стоял Славка.

– Ты сто, бесова животина?! – он спустился вниз и обнял Ганса, поглаживая по вздыбленной шерсти. Пес молчал, не переставая дрожать. – Серега, ты его никак покусать решил, раз он так испугался?

– Угу. Уже покусал. Не видишь, какие у меня клыки из пасти лезут? – Сергей горестно усмехнулся. – Пиво осталось еще?.. Пойдем в дом. Просветите меня, что тут за хренота творится!

В контрасте с недавнем весельем, гостиная в доме Мошкаревых выглядела безжизненной, словно разоренной. Игорь с Николаем сидели друг напротив друга, через стол. Оба молчали, цедя пиво из бутылок. Татьяна гремела на кухне посудой, и этот звон почему-то показался Сергею обвинительной речью адского прокурора. Ольги не было видно, и Сергей понял, что уже и не увидит ее. Он почему-то почувствовал себя безмерно виноватым, и даже бутылка пива, заботливо протянутая Славкой через его плечо, показалась Сергею немым укором.

– Держи, горло промочи, – обронил Вячеслав и плюхнулся в кресло. – ну что, кто человека просветит?

Игорь медленно, словно нехотя, пересказал Сергею те события вечера, свидетелем которых тот не мог стать. Впрочем, рассказа оказался намного короче, чем мог бы быть. Да, собственно говоря, какое сейчас значение имели подробности, если весь праздник и так был безнадежно испорчен?!. Окончив рассказ, Игорь замолчал, и тишина сделалась еще более гнетущей. Несколько секунд все сидели в безмолвии. А затем из-за стола выбрался Николай и бережно поставил пустую бутылку на пол.

– Ладно, время позднее. Давайте закругляться. Танюша, – позвал он. – Поехали домой!

– Да, куда вы поедете? – Игорь неожиданно засуетился, словно очнулся ото сна. – Только вам сейчас неприятностей с гаишниками, или еще, не дай Бог, аварий не хватало! Сейчас позвоню своему водиле, он подъедет и всех вас развезет…

– Брось, Игорек, – Сергей тяжело поднялся с кресла, словно придавленный тяжестью случившегося. – Во-первых, время позднее, и водитель твой давно спит. Во-вторых, и мы уже протрезвели. А в-третьих, какие у нас гаишники посреди ночи? Тоже спят все, как сурки. Не суетись, сами доедем.

– В натуре, Игорь, не дергайся! Иди лучше, Ольгой займись, – Николай обнял подошедшую к нему Татьяну. – Потопали, нянька. Помаши дяде ручкой!

Татьяна виновато улыбнулась Игорю, увлекаемая к выходу Николаем. Славка поднялся вслед за ними, прихватив с собой пару бутылок пива. Он считал, что все эти «семейные дела» и выеденного яйца не стоят. «Милые бранятся – только тешатся!» – любил говорить он, и в чем-то был прав.

Глядя на его беззаботную физиономию, Игорю вдруг захотелось, чтобы все происшедшее оказалось кошмарным бредом, вроде того вечернего видения, и сгинуло в небытие, вернув его в чудесное предзакатное время майского вечера. Однако Мошкарев понимал лучше всех, что это невозможно.

Вячеслав, прощаясь, пожал руку брату и потянул за собой Сергея. Адвокат выходил из дома последним. Он хлопнул Мошкарева по плечу и улыбнулся, чуть пожав плечами, словно предлагая покориться судьбе (или извиняясь?). Впрочем, Сергей никак этот жест не объяснил, да и Игорь не стал требовать пояснений. Через несколько секунд гости скрылись в ночи, оставив Мошкарева в опустевшей гостиной…

Капризный «москвич» долго не хотел заводиться. «Шестерка» Николая, прогудев клаксоном, уже давно исчезла за поворотом, а Сергей все еще мучил стартер, и ругался сквозь зубы. Наконец, мотор «москвича», кашлянув, заработал, и машина устремилась вниз, к Волге, слепя фарами черные окна спящих домов. Сергей смело проскакивал перекрестки один за другим, совершенно не опасаясь встретить кого-нибудь. В этот час, горд был мертв, и тьма поглотила его. Он умирал давно и тихо, словно убеленный сединами старец, прекрасно знавший, когда придет его час отправиться к Харону.

Город умирал, вместе с теми бабушками и дедушками, что срослись с ним, стали плотью от плоти его. Он умирал, разбрасывая по необъятной стране ту молодую поросль, которую не сумел сохранить для себя. Он умирал, как умерли заводы, ранее питавшие его, а теперь ставшие ненужным ржавеющим хламом… А впрочем, может быть, каждая смерть – начало новой жизни?..

Бабки-старообрядки, что жили обособленным кланом, закрыв свой мир от нашествия чужаков, говорили, что над городом витает проклятье. Они утверждали, что с самого момента создания городка в нем было совершено страшное преступление против господа, и Всемогущий проклял это место.

Может быть, что-то в этих сказках и было правдой. Ведь недаром маленький поволжский городишко в начале XX века был просто усеян церквями и монастырями, которые, согласно поверью, сдерживали нашествие зла на городок. Старообрядцы утверждали, что это истинная правда. Однако кто сейчас станет слушать их?.. разве, что специалисты по фольклору…