Василий Боярков - Возвращение ростовского потрошителя

– Ну точь-в-точь как «наш» потрошитель! – неожиданно воскликнул бывший оперативник, обращаясь к начальнику участковых. – Помнишь, Геннадич?

Рыкову отлично был известен Алексей Дмитриевич, и некогда им даже пришлось какое-то время работать вместе, поэтому он пропустил мимо ушей столь фамильярное обращение и почти так же ответил:

– Разумеется, помню! Только если, Дмитрич, ты не забыл, то того – ежели так можно выразиться? – человека расстреляли аж в 1994 году, и я лично присутствовал при составлении акта захоронения – вывод? – думаю, мы в настоящем случае имеем дело с каким-нибудь его безумным последователем. Кстати, Козеев, – обратился он уже к своему подчиненному, – тебе давали поручение проверить на причастность некую Дарью Шалуеву – ты это сделал?

– Да, – с готовностью ответил совсем юный еще «офицерик», – и раздобыл очень интересные сведения.

– Вот как? – вставила свое слово Гринева, листая материалы уголовного дела. – Но почему-то я не наблюдаю подробного рапорта? Как прикажите вас понимать? – последнее высказывание относилось уже ко всей службе участковых уполномоченных.

– Действительно? – не меньше изумился старослужащий подполковник. – Почему это, Сережа, ты до сих пор не отчитался за свое поручение, оформив его, как и полагается, документом?

– Работы много… – попытался оправдаться не «оперившийся» еще сотрудник, опустив свои виноватые глаза книзу, – я думал с утра написать.

– Не такое это обыкновенное дело, – возразил Николай Геннадьевич, делаясь строгим, – чтобы что-то в нем откладывать на потом… ладно, давай докладывай устно, чего такого значимого ты там «раскопал».

– В общем, – начал свой рассказ проштрафившийся вчера подчиненный, едва заметно дрожа и телом и голосом, – пришел я к ним накануне вечером, а папа с мамой и говорят, что их дочери дома нету; в дальнейшем стоило большого труда, чтобы убедить их в конце концов выдать, что Шалуева ни с того ни с сего собрала свои дамские штучки и носимые вещи, после чего в самом срочном порядке укатила в Москву, где у нее числится тетка, если быть точным, отцова сестрица; у нее якобы она и собирается в настоящее время остановиться.

– Странно? – проговорил задумчивым голосом Рыков (оперативник-таксист в это время общался с Викторией Александровной, аккуратно заносившей в протокол его показания), – как будто все «ниточки» ведут именно к этой девушке: и вещи ее возле первого трупа, и второй покойник по ходу ее движения… она ведь в столицу на поезде выдвинулась – не так ли, Козеев?

– Все верно, – подтвердил участковый, для убедительности кивнув головой.

В это время на телефоне следователя раздался звонок, по окончании которого она окликнула Николая Геннадьевича, прервав его беседу с более молодым сотрудником:

– Товарищ подполковник, – обратилась она не как делала это обычно, просто по имени отчеству, а непривычно, по полной форме, – сейчас мне «отзвонился» дежурный и сообщил, что на заброшенном кладбище обнаружена группа жестоко убитой и до неузнаваемости растерзанной молодежи; не удивлюсь, если вдруг окажется, что это друзья «нашей» в спешке сбежавшей Шалуевой. В итоге нам велено заканчивать здесь и описывать все более чем подробно – туда выдвигается «новая» следственно-оперативная группа – на наши же плечи ложится еще обязанность по составлению запроса на отработку ее московскими сыщиками.

***

Калистратов Игорь Владимирович служил в одном из подразделений Москвы, обслуживающим Северное Медведково; он занимал должность старшего оперуполномоченного и имел звание майора полиции; не совсем молодой мужчина, он достиг тридцативосьмилетнего возраста и через пару лет мог рассчитывать на раннюю пенсию; за долгие годы службы офицер набрался огромного опыта и мог работать, практически не выходя из своего кабинета; пособием этому служила огромная агентурная сеть, сформированная им на обслуживаемом участке. Игорь был человеком подтянутым, держал себя в строгости, не позволяя себе никаких излишеств, что позволяло ему оставаться стройным и энергичным, но при этом быть еще и чрезвычайно физически развитым; такому состоянию способствовали еще и регулярные тренировки в спортивном зале, где бо́льшее предпочтение он отдавал отработке приемов рукопашного боя. Лицом он выдался смуглым, вверху круглым, а книзу продолговатым; серо-голубые глаза излучали ум и необъятные аналитические способности; нос – прямой, с небольшой горбинкой; губы скрывались за густыми, как и волосы, седеющими усами. Однако при всех своих положительных качествах Калистратов обладал одним негативным свойством: он слыл огромным лентяем и никогда не брался за дело, если в том не возникало самой острой необходимости.

Продолжая останавливаться на этом столичном сыщике, в том числе также стоит отметить, что с недавнего времени ему был приставлен напарник, носивший звание младшего лейтенанта и только что заочно закончивший свое высшее обучение. Молодой человек, едва достигший двадцатичетырехлетнего возраста, Ремишев Юрий Михайлович, переведенный в уголовный розыск из патрульно-постовой службы полиции, естественно, не имел никакого опыта в оперативной работе; но, желая побыстрее постигнуть сыскную науку, он, в отличии от своего наставника, всегда рвался на любые, причем даже не тяжкие, преступления, намереваясь как можно быстрее стать отличным оперативником. Его старший товарищ, видя необычное рвение приставленного к нему товарища, только сомнительно улыбался, но если и оговаривал его в этом стремлении, то все-таки крайне редко, да и то только в тех случаях, когда тот брал на себя задания, полностью шедшие вразрез с розыскными делами. Парень выглядел выше и казался физически развитие своего сослуживца, однако на тренировках по рукопашному бою практически всегда уступал ему в спаррингах. Безусое, слегка вытянутое лицо было красиво, словно у девушки, и просто «дышало» естественной, еще только созревающей, молодостью; оно обладало гладкой, ровной, почти полностью белой кожей, а глаза «светились» задором и желанием искоренить всю существующую преступность (что обычно встречается у сотрудников в самом начале их послужного списка); нос был прямой, без малейших изъянов, губы чуть полноватые для мужчины, что вполне могло указывать на возможную доброжелательность еще не совсем очерствевшей натуры.

После совещания, проходившего среди личного состава каждое утро, Калистратов следовал в кабинет, а его юный напарник отправлялся в отдел делопроизводства и дежурную часть, чтобы получить там задачи на день и ознакомиться с ориентировками, поступившими за ночь. Нетрудно догадаться, что поручение о проведении отдельных следственных действий, направленных на проверку причастности Шалуевой Дарьи к совершенным в Новочеркасске неимоверно жестоким убийствам, досталось именно этому молодому сотруднику; впрочем, можно смело утверждать, что произошло это по его собственному желанию, так как ему и самому не терпелось поучаствовать в раскрытии столь громкого дела. Он тут же поспешил доложить наставнику о том, что смог заполучить интереснейшую дополнительную нагрузку, однако большого энтузиазма от своей инициативы у Калистратова не увидел.